А еще вчера грустил…
Все бродил, все искал, все лазал на кручи, спускался к воде, ходил в обгорелой толпе и до боли в глазах в блестящее море смотрел. Но все чужое, но все обыденное. Я устал, я отупел, а вокруг все так же: сутолока потемневших тел, в лежку на полотенцах, на покрывалах, недвижные фигуры с полосками купальников и плавок. Мальчишки с корзинками — хрипло: «А вот кукуруза, а вот кукуруза!» Пот каплями, пот ручейками, зеркальные очки; бутылки газировки, разноцветные полутора— и двухлитровые, запотевшие внутри, закрытые от солнца; белые панамки на голых детишках, улыбки снежно-белые, улыбки золотые; наносники, цветные козырьки; широкополые соломенные шляпы; шезлонги деревянно-реечные, шезлонги под зонтами, на террасе под крышей; грибки поваленные, грибки покошенные; фотограф с треногой, газета как веер; многоголосый шум, многоголосый гуд, на тон всех выше тонкий детский плач; накатный шелест волн; сырая полоса прибоя, дети, замки из песка, мячики голов; плечи, спины, груди, двуцветные круги; шары, матрасы надувные; водные велосипеды, перегруженные и нет; смех, брызги, разговоры; мороженое, белые потеки, капли, капли, а моря нет, а моря нет…
Я вдруг очнулся. Я прошел весь пляж и подходил к ограде. Мои ноги вязнут в песке, выше щиколотки они покрыты белой пылью, а все мое тело — кристалликами соли. Я стараюсь идти так, как читал в одной книжке: подвернув ступни вовнутрь, чтобы нагрузка распределялась на все пальцы. Песок обжигает, я сворачиваю к сырой полосе прилива. Только здесь я нахожу следы моря: побуревшие, йодисто-пахнувшие нити водорослей, обкатанные цветные голыши, блистающие серебром, неведомо как попавшие сюда чешуйки рыб, перламутровые кусочки расколотых раковин. В карманах моих шорт, что осталось там, где мы оккупировали кусочек пляжа с командой, лежат камешки мрамора (так я думаю), с девственно белым сколом и черными переплетениями на гранях, две бугристо-колючие клешни крабов и створка раковины мидии.
Я дохожу до металлической сетки ограды, захожу в море — волна, дошедшая до пояса, мягко приподнимает меня — и миную заграждение. Здесь узенькая полоска дикого пляжа: нет привозного песка, одни голыши, круглая галька и серые валуны. Склонив голову, машинально продолжаю путь. Ничего интересного. Дохожу до нагромождения камней — дальше кручи, и хотел было повернуть.
— Ты рапана ищешь?
Я немного удивляюсь и оглядываюсь. Мальчишка, что перепрыгивал с одного валуна на другой, был похож на проявленный негатив: загорелая до шоколада кожа и выгоревшие до белизны русые волосы.
— Здесь не найдешь. Лучше у водолаза спросить. Тут часто один собирает.
Мальчишка подходит ко мне и останавливается. Я припоминаю, что видел его мельком в нашем санатории. Мне грустно, одиноко, и я рад неожиданному собеседнику:
— Море я ищу, понимаешь?
— Море? — удивленно переспрашивает мальчуган и невольно бросает взгляд на водные просторы…
Я усмехаюсь, мое оцепенение проходит окончательно:
— Не это, а настоящее… — и перевожу разговор. — Я тебя видел, там, — киваю в сторону санатория, — ты из какой команды?
— Нет, — крутит головой мальчишка, он года на два-три младше меня, — я не приезжий. Я живу здесь. У меня родители в санатории работают…
— Здорово! — восхищаюсь я.
Мы идем уже по пляжу. Мальчишка цепко, как обезьяна, перелез через сетку, даже не замочив ног. В разговоре узнаю, что родители его работают в санатории врачами и живет он недалеко, в городке. Каждое лето его с братом Пашкой устраивают на отдых здесь.
— Вон наши, — говорю я: пацаны в кружке играли в волейбол (трудновато тем, кто против солнца).
— Ну, я пойду, — говорит мальчишка.
Что-то надо сказать — он так был открыт со мной, поэтому поднимаю руку и отвечаю:
— Еще увидимся.
Я окунаюсь и растягиваюсь на песке рядом с нашими. Вокруг все бело: обрывы невдалеке, море, небо, песок… Особенно песок. Он мелкий и всюду: в волосах, в ушах; его высыпаешь из носков, кроссовок, из карманов шорт и трико, даже из плавок; от него отряхиваешь полотенца, покрывала и простыни; он попадает под кровать, за порог, за тумбочки. Но песок чистый, сухой и совершенно не создает грязи…
Когда мы с командой возвращаемся в корпус, то вдруг замечаю нового знакомого — он призывно машет мне.
— Я догоню, — говорю и отхожу от ребят.
У мальчишки чуть виноватый взор, он немного смущен, быстро взглядывает и отводит глаза:
— Знаешь, я подумал… тебе это… интересно будет. Мне кажется, я знаю где… ну, это… настоящее море есть, — он, наверно, замечает мою недоверчивую улыбку и начинает торопиться. — Здесь недалеко, вон туда. Там тропинка есть… сосна. Туда вниз надо. Я часто там бываю. Могу… показать, — при последних словах мальчишка угасает. Но я решил, я ему верю, бросаю: