Что это было? Взросление? А может, наши отношения наполняли нас новым содержанием? Душа, сознание совершали работу по отбору чего-то нового, годного для дальнейшей нашей жизни и чувствованию других людей. Оставлялось все самое ценное — сочувствование (не только людям, но красоте во всем), вера в добро, всепрощение, терпимость, человеколюбие, сопереживание… Отбрасывалось (по крайней мере, на это время) все темное, неприглядное. Происходило очищение души.
Сквозь наслоения мутных облаков в небе желтел месяц. Мир был сумеречен, ветрист и влажен. Ночь была тайной тайн. Ночь преображала все. Все дышало первобытностью и первозданностью. Именно сейчас, в ночи, зарождалось новое — новый день, новые чувства, новый я, новая она:
Тьма дерев дарила ей золото рук.
Тьма земли дарила ей серебро ног.
Тьма небес — частые звезды в очах.
Лишь светел месяц зажигал на ее волосах жемчужины, а на ресницах бриллианты. А тьма моего сердца, дарила мне неодолимую сладость мученья. Да, темно было внутри меня. Но именно в темноте, в тайне от мира, от пристального света завершалось главное чудо человечества — созидание любящих людей.
Приближался сентябрь. Закупались учебники: история, английский, литература; тетради, ручки. Я познакомил Ольгу с родителями и теперь частенько водил ее в гости. Родители обсуждали трагедию «Курска», а мы, у меня, загружали на компьютере диски с записями, я показывал Ольге свои июльские «южные» фотографии.
Рассказывал про город своего детства: какие там широкие и зеленые улицы, как все облицовано мрамором, какие там фонтаны и парки с аттракционами; про то, что электричество, газ и соль бесплатны, а вот рис — дефицит, а арбузы копейки стоят; про то, что поразили меня здесь пальцы продавцов-мужчин в некоторых магазинах — такие бледные и белые; подарил Ольге витую веревку-оберег на запястье из колючей верблюжьей шерсти, несколько монет с профилем нашего общелюбимого и непревзойденного Мульк-баши (правда, уже не нашего, но все же пусть будут благословенны его дни!), а когда показывали рекламу «Севен-Ап» с группой парней играющих в мячик, то объяснил ей, что по сути дела это и есть игра «лянга», показал Ольге как это дело набивается…
Надо сказать, что эта сторона жизни Ольгу интересовала куда больше, чем спортивная. Я пытался пару раз водить ее на разные турниры, но ей там не понравилось: прыгаете и сталкиваетесь, как бараны, говорила она, все так быстро и непонятно! Я не обижался. А вот с Греем Ольга подружилась и всякий раз угощала его конфеткой — специально приносила.
Файл 32: разлука
За пять дней до первого сентября я заметил — что-то мучило Ольгу. Она рассеянно отвечала на вопросы; молчала; внимательно начинала вглядываться в меня или наоборот углублялась в себя; набирала воздух для слов, но, спохватившись, оставляла все как есть. Я не выдержал, и когда остановились около ее подъезда, спросил:
— Оль, в чем дело?
Она испытующе посмотрела и отвела взгляд.
— Я… я не знаю, как сказать…
В ее голосе сквозила боль, и я не на шутку встревожился:
— Говори как есть! В чем дело?!
Она вновь смотрела на меня:
— Знаешь… — закусила губу и твердо, глядя в глаза: — Мы скоро уезжаем… Отца переводят.
Я все еще недопонимал:
— Куда?
— В Пермь.
Что-то тревожное замаячило на горизонте — как облачко перед бурей:
— А когда едете?
— Ночью, — просто ответила Ольга.
— Что? — выдохнул усмешливой улыбкой. — Шутишь?
Ольга вновь закусила губу и покачала головой. Улыбка моя сползла, сердце заколотилось, а солнце померкло — на миг, на единственный миг. Прерывисто… шепотом:
— Как?! Как уезжаете? — мои губы свело в остатках улыбки: недоверчивой и ошеломленной. — А почему не сказала… не говорила?
А в сердце закрадывалось подозрение: все так и есть — уедет, уедет навсегда! И больше не увидимся?! Но почему молчала?