— Сам свой ред булл и цеди, бессмертный, что ли, пожалей себя, — но Туан отмахивается, тряхнув длинной рваной чёлкой и растянув зубы в белозубой улыбке:
— Когда себя жалею — болит печень. И вообще, Джекс, я тут подумал…
— Мне страшно, когда ты думаешь, Марк, — Джексон, уворачиваясь от подзатыльника, чуть не прилетевшего по затылку, кривит губы в искренней улыбке. — Это ничем хорошим не заканчивается, а из обезьянника, как в прошлый раз, я тебя забирать больше не буду.
— Да ладно, чё начинаешь, нормально же повеселились тогда, — дует губы друг, но спустя несколько мгновений, опрокинув в себя коктейль и попросив ещё один, очаровательно улыбнувшись закатившей глаза барменше, решает продолжить недосказанную мысль: — девушка тебе нужна.
— Ты мне и так заменяешь жену, уборщицу и пилу, на кой хер мне ещё и девушка?
— Для душевного спокойствия. Тебе двадцать семь, пора бы остепениться.
— Мне и так хорошо, Марк, давай не будем об этом, — припечатывает Ван, морща нос. Будто ему разговоров с матерью по этому поводу не хватает на постоянной основе.
Марк пристально смотрит, с прищуром, как умыкнувший курицу лис, но больше ничего не говорит, вздыхая, зато давая возможность и дальше рассматривать интерьер и бросать взгляды на сцену, где на шесте сначала красиво извивалась красноволосая танцовщица, а через секунду упорхнула на колени к шустрому Туану. И как так вообще возможно?
Как же тошно. Не только от жары и ударившего алкоголя в голову. От чужой правоты, которую признавать не хочется, противно, мерзко и как-то слишком пусто там, где бьётся сердце и ноет душа, всё же от одиночества уставшая. Наверное, просто надоело просыпаться в холодной постели, дома, где никто не ждёт, никто не обнимет, к телу не прижмётся и не скажет «я буду рядом» или то же самое «люблю», никто не станет твоей моральной поддержкой в трудный период жизни, когда на работе завал и разгребать всё приходится самому и в том же самом грёбаном одиночестве.
Но что толку от этой любви, когда не понаслышке знаешь, что любить больно до сбитых костяшек и сорванного голоса, до чёртовых мурашек и крошечных осколков искорёженного в грудной клетке сердца. Все девушки одинаковые, куда не глянь. Каждая, как под копирку, ищет кошелёк потолще и член побольше, а не искренность и поддержку, чтобы как в глупых книжках о любви.
И пока Марк тискается со стриптизёршей, да не с одной к тому же, Джексон не стремится руки распускать — и так нормально (нет). Приятнее всего пить алкоголь, наслаждаясь музыкой, к слову, приятной и даже умиротворяющей. Лёгкий джаз — именно то, что нужно, и Ван расслабляется, не обращая внимания ни на кого, кроме как на Хвиин, но чтобы выпить наливала только, а большего и не надо.
Вот только стоило учесть, что у Марка Туана куча сюрпризов, ведь парень с прибабахом и с кучей тараканов в мозге. Когда-нибудь его за это даже побьют, если только не откупится походом в место куда более приятное или не пообещает не быть клиническим идиотом, но это вряд ли.
Потому что блондин гаденько улыбается, даже очень, смотря прямо за его спину, и машет рукой, подзывая кого-то к себе. Даже не успев возмутиться, Джексон чует пиздец буквально воющим нутром, не планируя оборачиваться, хотя чужое присутствие ощутимо чуть ли не физически и до мурашек от хриплого женского голоса, раздавшегося в паре дюймов от уха.
— Когда-нибудь я тебя отсюда вышвырну, кусок извращенца, всех танцовщиц перелапал, — дыхание со вкусом мяты щекочет щёку; нестерпимо хочется повернуть голову, но тогда столкнутся лбами, если не губами, будет крайне неловко.
— Ты, как всегда, гостеприимна, Кэт, — Марк протягивает руку, и из-за спины выходит достаточно крупная девушка, размахивающаяся и отвешивающая размашистый щелбан вместо предполагаемого рукопожатия.
Джексон не сдерживается и покатывается со смеху при виде ошарашенного лица Туана, потому что такого ещё не было, чтобы его били в клубах, тем более европейки, поскольку начиналась вся заварушка за его пределами. Но если не бегут охранники, значит, девица не их простых. Или просто бессмертная, как подкидывает мозг, пока глаза устремляются на незнакомку (пока что), дабы рассмотреть. А та, словно почуяв заинтересованность, поворачивается лицом и улыбается, растягивая приторно губы с винного цвета помадой на них, протягивая руку в качестве приветствия и получая лёгкий поцелуй тыльной стороны ладони.