— В том ресторане было много людей. Почему ты решила помочь именно мне?
Девушка пожала плечами:
— Случайность. Интуиция. Судьба. Называй как хочешь. Только прекрати болтать не по делу — не заставляй меня пожалеть о своем решении.
— Я посмотрю, ты не очень-то любишь общаться с людьми, — Джеймс очень понадеялся, что прозвучало без ноток уязвленной гордыни.
— Моя мать говорила мне, что «общаться — значит привязываться». Стоит ли привязываться к человеку, который ещё одних врат не пережил? — прагматично отозвалась Нэнси. Посреди синей пустоши под зеленым небом прозвучало особенно мрачно.
— Твоя мать? Тоже заклинательница?
— Да, — отрезала китаянка с таким видом, что ещё один вопрос, и налаживать общение ей будет просто не с кем.
Джеймс смирился и прикусил язык.
В следующий раз Нэнси заговорила только у подножья лестницы, ведущей к замку. Хотя здание производило впечатление важного и стратегического, охраны не было видно. Что могло означать лишь две вещи: местные обитатели слишком беспечны — или внутри ждет что-то пострашнее охранников. Джеймс внимательно осматривал решетки балконов, похожие на узоры оплывших свечей, когда девушка дернула его за рукав:
— Стационарные врата обязательно поддерживает волшебный предмет, сигиль. Нужно найти его и уничтожить — и нас выкинет обратно в Аркхэм. Если разделимся — найдём быстрее.
— А как выглядит этот сигиль?
— Увидишь — узнаешь. Удачи.
«Удачи!»
Нэнси не стала ждать ответ — тут же убежала куда-то вверх по лестнице. Джеймс решился обследовать боковое крыло, куда можно было попасть через узкую арку.
Зачем-то переложив мачете из правой руки в левую и обратно, он осторожно вошел под замковые своды.
Внутри ощущение нереальности навалилось с новой силой. Зеленоватые стены напоминали расплавленное стекло. Казалось, раскаленные потоки однажды обрушились с неба — а потом застыли, повинуясь чье-то воле. Сквозь витражные окна, где преобладал рыжий цвет пламени, пробивался свет незнакомой звезды, рисуя на полу гипнотические спиральные узоры. Если долго смотреть на них — картинка приходила в движение, заставляя сомневаться в собственном рассудке.
И всё-таки это было красиво — непривычно, чужеродно, но красиво.
Джеймс чуть было не засмотрелся на диковинный интерьер… но мелькнувшая тень где-то справа заставило его резко повернуться и покрепче сжать рукоять мачете.
Неизвестный притих, надеясь, что его не заметят, но внимательный взгляд детектива успел заметить укрытие.
Когда существо уже решило, что опасность миновала, тихо подкравшийся Джеймс схватил его за капюшон фиолетовой робы, и чтобы обезопасить себя приставил мачете к горлу… тому месту, где, по его мнению, должно быть горло.
Уже потом, вспоминая свои приключения, он с трепетом думал, что у пленника могло оказаться оружие, скажем, ядовитый хвост или короткий стилет, а он, будучи не слишком хорошим бойцом, не успел бы даже среагировать… Повезло. Как будто пожелание Нэнси действительно обрело колдовскую власть над происходящим.
Существо опасливо покосилась на покрытый иероглифами клинок и обиженно запричитало:
— Мало вам, охотникам, нашего брата в своих мирах выкашивать, теперь и в наш заявились! Совести у вас нет, совести! Я не выбирал родиться демоном!
Джеймс не сразу придумал как на это реагировать, поэтому просто прижал мачете чуть сильнее. Тон демона изменился:
— Слушай, охотник, давай договоримся? Ты меня отпустишь, а я никому не скажу, что ты здесь! И дам тебе то, что твое сердце больше всего желает! Ну как? Хорошая сделка!
Возможно, стоило послушать совет Нэнси и отрубить существу голову. Или хотя бы спросить, где сигиль. Но Джеймс не сделал ни того ни другого — сердце не всегда подвластно разуму. Он тихо прошептал всего одно имя:
— Диана…
— Ни слова больше!
Секунды не прошло, а демон выскользнул из захвата, вложил в свободную руку детектива хрустальный шарик размером с яблоко, подмигнул светящимся глазом из-под капюшона — и растаял струйкой коричневого дыма.
Взглянув в недра странного трофея, Джеймс провалился в пучину чужой памяти…
Стоящего перед непрозрачным панорамным окном мужчину можно было принять за человека — со спины. Он был одет в тяжёлое золото, абсолютно лыс, если не считать тонкой бородки, заплетенной в косу. Но стоило ему обернуться, его выдали глаза, полные всепожирающего пламени.