Поэтому Ланни перестал думать о потенциальном музейном кураторе и подумал об уже существующем писателе-беллетристе. Здесь была женщина, которая была интеллектуально его парой. И о ней он должен был думать, как о жене, если он вообще женится! У этой женщины были реальные достоинства, и она делала свою работу по-своему, не прося никого научить ее или помогать ей. Она не ждала, пока Ланни покажет ей, что мир несовершенен, что он полон паразитов и эксплуататоров, и что некоторые из них организовали преступный заговор против современного мира. Это была женщина, которая заслужила приз. Если бы Ланни собирался их раздавать, или быть одним из них!
Таким образом, старые аргументы появлялись снова и снова. Если он попросит Лорел Крестон выйти за него замуж, и она согласится, где они будут жить и как? Где место, где Ланни мог посещать ее с уверенностью, что никто его не узнает? Где она могла жить и иметь друзей, которым не было бы любопытно узнать, кто этот модный джентльмен, который мог быть или не быть ее мужем? Здесь в этом огромном мегаполисе было лучшее из всех мест, где можно затеряться. Но где она будет получать свою почту и как она обналичит денежные чеки из журнала? Неужели нацистские агенты, которых было множество по всему городу, позволили бы такой истории, как «The Herrenvolk», появиться в популярном журнале, не узнав ничего об авторе? Не узнав, где она получила свой материал? Неужели они не смогут найти способ получить ее адрес из журнала, и не будут ли они следить за ней ее, куда бы она ни отправилась? Конечно, они будут. И, конечно же, они узнают, кто ее возлюбленный. А если он окажется близким другом Nummer Eins, Zwei und Drei, то то, что случилось с этим человеком в предместье Тулона, было бы игрой ребенка по сравнению с тем, что случится с ним в следующий раз, когда он переступит через границы Германии.
Но даже в этом случае, до того, как агент президента заснул той ночью, он решил, что, поскольку он посвятил целый день Лизбет Холденхерст и ещё один Пегги Ремсен, правила приличия требовали, чтобы он посвятил ещё один Лорел Крестон!
XI
На следующее утро он позвонил ей по телефону. «Никаких имен», — сказал он, поняв, что она узнала его голос. — «Я не мешаю писать?»
«Ничего срочного», — ответила она.
— Выходите и идите по аллее по той же стороне, где ваш жилой дом, идите на север. Скажем, через час. Он знал, что дамы должны одеваться.
Он не взял машину своего отца, а такси, и не от своего отеля. Он сказал водителю, куда ехать, но не слишком быстро. — «Я ищу даму довольно маленького роста». Все водители такси понимают эти вопросы и проявляют к ним интерес.
«Вот она!» — сказал Ланни. Такси остановилось, и она села, не сказав ни слова. «Проезжайте вокруг квартала», — сказал он и удостоверился, что за ними никто не следит. Затем он приказал: «Доставьте нас в Центральный парк». Когда они добрались, он расплатился с водителем.
«Простите эти штучки Шерлока Холмса», — сказал он, когда они остались одни. — «У меня возникли серьезные проблемы, когда за мной шпионили во Франции, и есть особые причины, по которым я должен быть осторожен в Нью-Йорке».
«Я понимаю», — сказала она, потому что она о многом догадывалась. — «Я, конечно, не хочу быть причиной, что что-то не так».
— Я прочел 'The Herrenvolk' прошлой ночью, и я понял, что вы должны стать заметной женщиной. Вот почему я должен был убедиться, что за нами никто не последовал. У меня есть машина моего отца, и я хотел бы взять вас на длинную автомобильную прогулку, но я боялся, что кто-то может заметить номер машины. Если вы не возражаете посидеть на скамейке некоторое время, я приведу сюда машину.
«У нас были приятные времена сидеть на скамейках в Тиргартене», — напомнила она ему. — «Все эти ухищрения и уловки послужат мне когда-нибудь, когда я захочу написать шпионскую историю».
Через полчаса Ланни вернулся с машиной. «Куда бы вы хотели поехать?» — и когда она ответила, что у нее нет выбора, он сказал: «Мы поедем на север и посмотрим, что увидим». Они проследовали по восточному берегу Гудзона, и когда они прибыли в деревню Кротон, то встретили там горы. Там была большая изогнутая плотина, часть водопроводной системы города. Дорога шла мимо водохранилища и в горы. Природа стояла прекраснейшая, иногда они восхищались пейзажем, разговаривая о жизни во время войны.
Ланни сказал ей, что он вернулся в Гитлерлэнд и встретился с фюрером и его заместителем. Лорел вздохнула с облегчением, опасаясь, что ее собственная неприятность в Берхтесгадене может помешать его работе. Но он сказал ей нет, он побывал в офисе Гитлера и в доме Гесса, и они не упомянули о ней. Он дал свое толкование полета, мировой тайны номер один, но не сказал, что знал об этом заранее. Он рассказал о грядущем нападении на Россию, и они некоторое время обсуждали, что это будет значить для России, Великобритании и Америки.
Потом их личные дела. Он сообщил о Бьюти и малышке Марселе, Эмили и Софи и остальной части банды. И затем Долина Грин Спринг, и о Лизбет, и ее матери и отце. Лорел сказала: «Они пригласили меня туда на пару недель этим летом, но я не уверена, что выберу время».
«В середине лета в Нью-Йорке очень жарко», — прокомментировал он.
— Я остаюсь в своей маленькой квартире под электрическим вентилятором. Я делаю несколько рассказов, которые мне не нравится прерывать. Вы говорили им обо мне?
— Нет, я думал, что они могут посчитать странным, что я не упоминал о вас раньше.
— Это хорошо. Они, конечно, не одобрят мои проблемы с Германией и, вероятно, того, что я пишу. Если мы когда-нибудь встретимся в их присутствии, пусть они представят нас, и мы начнем все заново.
«Хорошо», — ответил он. — «Я буду рад познакомиться с вами».
Этой обходительности хватило, чтобы перейти к тонкой теме. Ей было бы легко сделать такое замечание: «Лизбет — очень милая девочка, вам не кажется?» или даже: «Разве Лизбет еще не нашла себе ухажёра?» Но нет, она приняла его случайное замечание о том, что ее дядя Реверди вкладывает много денег в Бэдд-Эрлинг Эйркрафт, и считала это достаточной причиной для посещений Ланни. Она проявила сдержанность до крайности, но он должен был признать, что он счел это удобным.
XII
У них была обширная тема для разговора о ее сочинительстве. Он не должен был сдержанно относиться к её рассказу The Herrenvolk, и она не желала этого. Она рассказала о других рассказах, которые она написала или планировала написать. Его знания нацистов могли пригодиться при описании подробностей, и, она спросила, может ли она делать заметки, и он ответил: «Я буду горд». Она сказала ему, что ее тема стала популярной, и редакторы с радостью покупали то, что она написала. «Лондон разбудил их», — прокомментировал он.
Еще более важное откровение. Она хотела набраться смелости и расправить крылья. Она стремилась не просто изображать отдельных нацистов, а написать роман с конфликтом характеров, воплощающих старую и новую Германию. Что он думает об этой идее? Разумеется, он её одобрил, и она пригласила его в мастерскую беллетристики. У него было такое же приключение много лет назад, когда Рик был начинающим драматургом. Он помог ей, так же как он помог Рику, предложив типы и характерные черты. Они были так увлечены, что забыли о пейзаже и заблудились на проселочных дорогах. Но это не имело значения, поскольку у них не было особой цели. Он ехали на восток, потому что там находились Беркшир-Хилс, и он знал, что они прекрасны.