Позже они пели туземные песни и танцевали для своих гостей. Поднялась луна и сияла сквозь пальмовые ветви, многие из которых были наверху на расстоянии более чем в тридцать метров. Листья тихо шелестели, и их тени образовывали узоры над танцорами и зрителями. Для этой церемонии женщины надели старые травяные юбки, а Ланни посчитал эту сцену одной из самых красивых, какие он когда-либо видел. Расставание было печальным, и гости поехали обратно на яхту, на которую были загружены гавайские кушанья из корня таро, шитые корзины, плоды калебасового дерева, плетеные коврики из соломы, одежда из коры тапа и крючки, вырезанные из раковины и используемые для ловли рыбы на блесну.
III
Яхта двинулась дальше на запад. Через день или два Ланни столкнулся с Лорел Крестон в одном из коридоров. У нее был конверт из манильской бумаги желтоватого цвета размером с рукопись, и она сунула его ему в руку. Он вернулся в свою каюту, а затем в течение часа или двух был потерян для мира яхты Ориоль.
Да, у нее будет роман, описывающий то, что она видела в Германии, и то, что Ланни рассказал ей о помыслах нацистской души. Это была история девушки, дочери американского профессора литературы колледжа на Среднем Западе. Отец в молодости учился в Гейдельберге, будучи поэтом и чем-то вроде мечтателя. Он мало что знал о том, что произошло в Германии в двадцатые и начале тридцатых годов. Он все еще думал о Фатерланде как о родине Gemutlichkeit (приветливости и добродушия) и других добродетелей старого времени. Он так много рассказывал своей дочери об этом, что она решила пойти по его стопам в поисках своей степени доктора философии.
Ранних сцен было достаточно, чтобы познакомить читателя с Америкой и ее наивным идеализмом, а затем читатель путешествовал с Паулой Сетон в Гейдельберг и в её gleichgeschaltete Universitat (присоединённый к господствующей идеологии университет). Ланни знал, что Лорел училась в Гаучер-колледж, так что эта часть была достаточно простой, но она не была ни в каком немецком университете, только, возможно, как туристка. Очевидно, она много прочитала в публичной библиотеке. И она отлично начала с описания семьи немецкого профессора. Главы семьи, доминирующего у себя дома, раболепствующего члена партии, её преданной подобострастной матери и ее нацифицированных детей. Всех, кроме одного несчастного сына, который, очевидно, был предназначен для любви к Пауле и для какой-то душераздирающей трагедии.
Были детали, к которым Ланни мог придраться, но герои вышли живыми, и он понял, что история должна была показать резкий контраст между нацистскими и демократическими идеалами, что явно приведёт к конфликту. Он нашел шанс шепнуть своему другу: «Это хорошо!» Затем он заперся в своей каюте и потратил много времени на заметки для нее.
Время на это нужно было украсть у Лизбет, и она его хватилась. Надув губы, она его спросила: «Что вы делаете все это время?» Он не мог сказать: «Я работаю над новой редакцией рукописи вашей кузины». Он должен был сказать: «Я чувствовал себя нехорошо. Возможно, я что-то съел на этом празднике». Он знал, что Лизбет не ела пищу руками. Она думала о примитивных людях, как о неграх у себя дома.
Когда заметки были сделаны, Ланни нашёл способ передать их Лорел. И, конечно, когда она прочла их, то должна была поблагодарить его и ответить на некоторые его вопросы и задать вопросы о другом. Было очень неприятно, что у них не могло состояться разговора по душам. Они писали друг другу записки и оглядывались, чтобы убедиться, что никто не наблюдает за ними. Это ставило их в положение виновных, и они даже чувствовали себя так. По-мужски, Ланни счел это раздражающим. Он не мог делать то, что хотел. Он почувствовал себя менее покладистым к дочери капитана, и это рано или поздно стало проявляться в его поведении.
Даже без этого нового фактора недовольство Лизбет должно было увеличиться. Она не хотела просто обходительности от Ланни. Она хотела любви и не получала ее. У нее было ощущение, что мир этой яхты наблюдает за ней. И хотя это был маленький мир, для нее он был таким же важным, как если бы он был большим. Рано или поздно гости узнают точную ситуацию, потому что Лизбет должна будет довериться какой-нибудь женщине, и она расскажет другим. Ланни подумал, будет ли это доктор Кэрролл, или мисс Хейман, учительница Лизбет, или миссис Гиллис, друг семьи. Эта последняя, вдова в возрасте пятидесяти лет, оплачивала своё путешествие, сделав себя полезной Лизбет, не дожидаясь приказов, а предвосхищая их. Если они собирались играть в карты, то у миссис Гиллис были карты, лист бумаги и карандаш. Если надо звонить в колокол, то звонила она, и если надо приказать слуге, то она приказывала. Рано или поздно Ланни догадался, что Лизбет сломается и расскажет своей даме о своём унижении. И тогда заменит ли миссис Гиллис мать Лизбет и придет к Ланни? Проклятье!
IV
Еще пять дней жаркого солнечного света и частых ливней, и они прибыли на Соломоновы острова. Здесь был совсем другой регион, не Полинезия, а Меланезия. Жители были черными с кудрявыми волосами. Они раньше были каннибалами, но в глубине, несомненно, ими и остались. Зловещая земля непроходимых джунглей и болот, полных змей и насекомых, несущих болезни. Хорошо, что гостям не нужно было выходить на берег этих огромных островов, чья непроходимая растительность доходила до края воды и чьи холмы, казалось, всегда дымились и были окутаны туманами. Там скрывались десяток смертельных болезней. Джек Лондон утверждал, что подхватил не менее девяти из них в своем знаменитом путешествии на Снарке. Его книга была в библиотеке яхты, и Ланни читал ее, был чрезвычайно доволен, что оказался на более крупном судне и видел побережье каннибалов только через полевой бинокль. Книга предупреждала его быть осторожным, избегать царапин и порезов на островах, потому что это могло привести к так называемой «язве Соломоновых островов». Язва быстро распространяется, а иногда доходит до костей. У морских капитанов было средство, нанести припарку из замоченной в воде галеты. И это был интересный пример того, как народная медицина часто предвосхищает науку. В это время люди в лабораториях работали над открытием того, что плесневый хлеб питает организм под названием Penicillium notatum, который удивил их своей способностью прекращать рост вредных бактерий.
Также в библиотеке яхты была брошюра на языке этого региона, и Ланни нашел ее забавным предметом изучения. Это был странный малопонятный жаргон, называемый beche-de-mer, представляющий то, что чернокожие и торговцы сделали из английского. Мужчина — это «he fella», а женщина — «fella mary». В брошюре в руках Ланни содержались библейские рассказы, подготовленные миссионерами для их учеников, и было любопытно увидеть, как Райский сад появился в Меланезии. После того, как Адам съел яблоко, он узнал о том, что Ева голая и, согласно истории, «Этот fella Адам говорит по этому поводу fella mary: 'Ева, на тебе нет юбки!'»