Можно было говорить только об одном предмете, и они уже сказали все, кроме одной вещи, которая была слишком болезненной, чтобы ее озвучить. Но по мере того, как тянулись медленные часы, у Ланни сложилось убеждение, и, наконец, он сказал: «Я боюсь, что яхта Ориоль ушла. Мы больше её не увидим. По крайней мере, в Гонконге».
«О, Ланни, какая ужасная мысль!» — воскликнула Лорел. — «Я не могу заставить себя подумать так».
— Как ещё это можно понять? Лизбет была на танцах с сотрудником штаба губернатора. Можно ли предположить, что, когда раздался сигнал тревоги, сотрудник не был первым, кто узнал об этом? У них был правительственный катер, и они сбежали на него. Конечно, их первая забота заключалась в том, чтобы доставить Лизбет на яхту. Им было поручено сделать это, когда в их распоряжение был предоставлен катер. И Реверди должен был быть уже на яхте. Он наверняка не собирался болтать с сэром Марком через минуту после того, как была объявлена тревога. Ему потребовалось не больше нескольких минут, чтобы добраться от Дома правительства до этого места. Здесь он нашёл катер, но не Ланни и не Лорел. Что он сделал?
— Полагаю, он немного покипятился, а потом его доставили на яхту.
— Он найдет Лизбет на борту, или она скоро прибудет, а потом что? Скажем, он снова отправил катер. В таком тумане это не просто. Неужели он не смог установить предельный срок на это?
— Как можно принять такое ужасное решение, Ланни.
— Он мог сказать: 'Я даю им час, если к тому времени их не будет, им не повезло'.
Лорел должна была найти оправдание для своего дяди, даже в этой воображаемой сцене. — «Ему пришлось думать о других людях на борту, экипаже, а также о пассажирах».
— Неужели вы думаете, что он подумает об этом, Лорел?
Это не давало ей покоя, и она колебалась. — «Я полагаю, что он подумает, что он думал об этом, если это не слишком сложно».
— Разумеется, я предполагаю, что губернатор сказал, что этот туман даёт ему шанс уйти, и что каждая минута ожидания уменьшает этот шанс. Думаю, что он поднял якорь. Сирена яхты Ориоль была одним из тех звуков, которые мы слышали, хотя мы не смогли её распознать.
Каждая прошедшая минута выводила эту теорию на передний план. Единственный аргумент против него состоял в том, что дядя Реверди был южным джентльменом и не покинет леди, особенно ту, кто был членом его собственной семьи. Лорел предположила, что туман был настолько непрогляден, и ночной трафик был настолько интенсивным, что он не посмел отправить катер на берег до рассвета. Возможно, он сам отправился в отель в Гонконге на ночь. Возможно, ему сказали, что крейсер и эсминец в гавани будут конвоировать караван судов днем.
«Возможно, но, скорее, нет!» — ответил Ланни. — «У японцев есть аэропорт в Кантоне, и если они захотят устроить неприятности, то они могут начать делать это на рассвете в это воскресенье утром».
Нечего делать, только сидеть и ждать! Он спросил, не хочет ли она вздремнуть, но она ответила, что она слишком перенервничала. Он спросил, не беспокоится ли она о потере своей рукописи. Она успокоила его, сказав ему, что в Маниле она отправила её копию своему другу в Нью-Йорке. Он хотел узнать, как она переносит разговоры о том, что ее дядя бросил ее. На это она ответила: «Я пытаюсь понять это с его точки зрения. Если бы ему пришлось выбирать между безопасностью Лизбет и моей, он, естественно, выбрал бы ее».
— Мне интересно, насколько наши недавние проступки сыграют против нас на чаше весов.
— О, Ланни! Конечно, нет!
«Я не буду говорить о вас, потому что это может быть болезненно, но подумайте о моем положении». — У Ланни в голосе была улыбка. Он не хотел отказываться от улыбки, даже в темноте и в опасности. — «Я был его предполагаемым зятем, и я отклонил эту честь особенно опрометчивым путём. Я прибыл на борт яхты под ложным предлогом и написал своей подруге, сказав ей, что я еду. Конечно, Реверди не знал, предлагал ли я вам приехать, или это была ваша собственная яркая идея. Вероятно, он подозревает, что это был сговор между нами, и что я решил поехать с идеей наслаждаться вашим обществом. Конечно, я держал в секрете от него и от его семьи тот факт, что я знал его племянницу три года или около того, и что она была гостем в доме моей матери. Разве вы не думаете, что, учитывая все это, у него не могла быть сильная склонность сказать: 'Хорошо, они хотели быть вместе, и теперь они это получили, и нам не нужно их беспокоить?'»
— Ланни, это ужасная мысль, я просто не могу думать так!
— Хорошо, и, может быть, когда туман поднимется, мы увидим, как нарядная белая яхта Ориоль спокойно стоит на якоре, мне будет стыдно за это. Мы скажем себе, что все это кошмар, и это будет очень романтично, что мы просидели всю ночь на пристани в Гонконге с кули, спотыкающимися о наши ноги!
XI
После звонка Реверди у него в голове возникла тема для разговора. «Лорел», — сказал он, — «вы помните, что я вам однажды рассказывал об астрологе, который предсказал, что я умру в Гонконге?»
«Помню», — ответила она. — «Я сомневалась, не забыли ли вы».
— Я вспоминал об этом время от времени. Мне очень хотелось попробовать сеанс с вами и посмотреть, не мог ли он что-нибудь разъяснить. Меня так раздражало на яхте, что мы не могли устроить это.
— Мне кажется, что это глупо, Ланни, но я начинаю дрожать всякий раз, когда я думаю об этом пророчестве. Конечно, я говорю себе, что астрология ничего не может.
— Астрология ничего не может, а вот астролог может немало, он мог быть медиумом и иметь какой-то паранормальный дар и не мог его понять, как вы. Этот молодой румын держал меня за руку, и я спросил его, почему он это сделал, он сказал, что не знает, но он иногда так поступает. Я просто не знаю, есть ли такая сила, как предвидение, но, похоже, для этого есть много доказательств. Я отношусь к этому непредвзято, несмотря на то, что кто-то говорит. Если я собираюсь умереть в Гонконге, то я узнаю это на несколько минут раньше времени, и это меня очень интересует.
— Не шутите, Ланни, я так беспокоюсь.
— Я не шучу. Мы все должны когда-то умереть, и могли бы научиться принимать это спокойно. Смерть — это такая же часть нашего бытия, как и рождение, и то и другое мне кажется странным и невероятным.
— Я не хочу умирать, и я не хочу, чтобы вы умирали, у нас обоих есть слишком много дел. Больше всего я в ужасе от мысли, что, если вы умрете, виноват будет мой дядя.
— Если бы я был на вашем месте, я бы не стал беспокоиться об этом, Лорел. Я обдумывал эту проблему последние несколько часов, и я говорю вам, что если бы у меня был свободный выбор в этот момент, быть на его месте или на моем, я бы выбрал находиться здесь.
— Вы думаете, что яхта находится в такой большей опасности?
— Мы мыслим по определенным шаблонам и не можем их изменить, даже когда мы преднамеренно пытаемся сделать это. С тех пор, как люди выходят в море, у них была уверенность, что как только они ушли за горизонт, они будут в безопасности от преследователей. Теперь они забывают, что у японцев есть самолеты, авианосцы и дальние бомбардировщики, не говоря уже о подводных лодках. Если японцы собирались атаковать этот порт, они прекрасно понимали, что корабли будут уходить сегодня вечером, и они примут меры соответственно.
— Что за ужасная идея, что яхта Ориоль потоплена!
— Они могут потопить ее. А могут и использовать ее, посадить на борт экипаж и увести ее на Формозу.
— Что они сделают с пассажирами и экипажем?
— Полагаю, что они их интернируют. С другой стороны, если у них нет времени или лишних людей, они могут потопить ее одним снарядом. Если бы мне пришлось выбирать, я бы выбрал остаться в Гонконге. На самом деле я думал, чтобы предложить вам отказаться от катера. Во-первых, Гонконг может продержаться, и его осада может быть снята, во-вторых, мы можем найти способ уйти вместе с Алтеей, и у нас есть шанс увидеть Свободный Китай. Конечно, многие люди попытаются выбраться по тому или иному маршруту. И она, и мистер Фу, и Мадам Сун знают о маршрутах и как изменить свою внешность, как никто другой в этой стране. Итак, если у вас есть какой-то повод к отчаянию, примите мой совет и не надо отчаиваться!