Эффект от этого был, как от булавки на сидении почтенного китайца. Он вскочил с места. Его раса была не обделена острым чувством юмора, и заявление Ланни привело его в восторг. Он хлопал в ладоши, как ребенок. Его довольно широкий рот расплылся в улыбку, и он закричал: «О, хорошо, хорошо, хорошо!» Видимо, он не мог придумать другого слова. — «Очень хорошо! Очень хорошо!» Он обратил свою восхищенную улыбку на Лорел. — «Вы его берете! Он очень милый человек, вы быстро его берете! Что вы говорите?»
Обычно бледное лицо Лорел стало ярко-розовым, и она была в замешательстве. Но все же она была леди из Балтимора, даже на этой стороне земли: «Он еще не спросил меня, мистер Фу».
Это было больше, чем намек, и восторженный старик направил палец на женщину-доктора. «Пойдем», — сказал он, — «мы уходим».
Ланни сидел, глядя на своего друга и улыбаясь почти так же широко, как этот китаец. Он не говорил, и, наконец, она воскликнула: «Ланни, что делать!»
«Я ждал», — сказал он. — «Но какой у меня был шанс?»
Она могла бы сказать: «У вас он есть сейчас», но, будучи леди из Балтимора, она ничего не сказала. Это зависело от него.
Он взял ее руку и повел на диван, где они могли сидеть рядом. И все еще нося свою дразнящую улыбку, он начал: «Мы отправляемся в долгий путь, и иногда можем попасть в стеснительное положение. Возможно, мы не сможем получить отдельные комнаты».
— Это причина, по которой ты хочешь жениться на мне?
— Есть много причин, и я начинаю с более очевидных. Снова и снова я хотел проводить с тобой сеансы, но всегда это был бы скандал. Подумай, как хорошо иметь возможность экспериментировать все, что нам нравится!
— Ланни, перестань шутить!
— Я вообще не шучу, это бесспорные, объективные факты. Другое дело, что я действительно могу умереть в Гонконге, а ты можешь выжить. Я заработал довольно много денег в своей профессии, и хотя я много потратил, живя светской жизнью, у меня все еще кое-что осталось. У моего отца в его сейфе лежат мои акции и облигации, и если что-то случится со мной, я хочу, чтобы ты ими владела.
— Ты не хочешь оставлять их никому из членов твоей семьи?
— Нет ни одного члена семьи, который в них нуждается. Все мои разные отцы и матери просили меня жениться, и у них не будет никаких оснований для жалобы, если я последую их советам.
— Чтобы говорить о браке, Ланни, нужно, чтобы что-то говорилось о любви.
— Я прихожу к этому, дорогая. У меня будет серьёзный разговор об этом, и у нас, похоже, нет ничего неотложного, пока не наступит темнота.
«Я готова услышать все, что ты скажешь». — Обычно поддразнивала Лорел, и она вряд ли могла жаловаться, если бы однажды он не последовал её примеру.
— Я, должно быть, казался влюблённым поневоле, и я прошу тебя вначале поверить, что это был не мой выбор.
— Я поняла твою ситуацию, Ланни. По крайней мере, я догадывалась о ней. Но у меня не было возможности догадаться, какую из твоих многочисленных знакомых леди ты бы выбрал, если бы мог выбирать.
— Я признаю, что уделил этому время. Ну, и что мне с этим было делать? Умозрительные построения — это все, что мне было позволено. Я и делал это, когда мне было слишком одиноко.
— Скажи мне честно, ты когда-нибудь любил Лизбет?
— Слово 'любил' сомнительно, и я не хочу его использовать. Я был влюблен, когда был молодым, и я помню это живо, оно означает полное поглощение в страсти, приостановка мысленных процессов. Всё это может привести к грубым и жестоким страданиям. Я не думаю, что человек, которому только что исполнилось сорок один год, должен позволить себе придти в такое состояние, и тем более этого желать.
«Я вижу, что ты серьёзно подготовил разговор». — Лорел восстановила свое самообладание и, возможно, была готова перехватить у него дразнящую роль.
— Поверь мне, у меня был месяц на яхте, когда я мог это обдумать. Я не мог говорить этого, я мог только думать об этом, и я думал обо всех аспектах этой проблемы.
— С тех пор ты решил, что Лизбет слишком тебе надоела?
— Точно так. Ты должна понять, что на меня сильно давили по поводу женитьбы на Лизбет. Сначала моя мать и все ее друзья, а затем мой отец и моя мачеха в Коннектикуте выбрали ее как подходящего человека для меня и сделали все, что могли, чтобы удержать нас вместе. Мой отец имел деловые причины, потому что Реверди стал его самым крупным акционером. Когда я впервые встретил Лизбет, она мне показалась очень милой и прелестной, и можно было думать о том, чтобы сделать ее счастливой. Она влюбилась в меня с первого взгляда и потом никогда от этого не отказывалась. В конце концов, это стало приводить в замешательство, потому что я понял, что она не интересуется моими идеями.
«Никакими идеями», — решительно сказала Лорел.
— Но было время, когда я думал, она единственная женщина, на которой я могу жениться, не скрывая ее. Ты понимаешь, моя работа требовала от меня быть почти фашистом и находиться среди людей такого сорта. Если я женюсь на женщине моих взглядов, мне придется прятать ее, а это несчастный образ жизни. Я попробовал его один раз, и я знаю, что вряд ли это возможно для мужчины или женщины быть счастливым в таких условиях.
Леди из Балтимора с любопытством смотрела на него. — «Ты, наверное, ссылаешься на то, о чем я не знаю».
— Это то, о чем я начинаю рассказывать. Через год или больше после моего развода с Ирмой я тайно женился на женщине из немецкого подполья. Никто не знает об этом, кроме моих друзей Рика и Нины в Англии. Её звали Труди Шульц, и я знал ее в течение многих лет в Берлине, она и ее муж сражались с нацистами, и нацисты его схватили. Я помог Труди бежать, и она жила в Париже. Я обычно навещал ее там. Если бы наша связь стала известна, это уничтожило бы нас обоих. Потом она исчезла, и я узнал, что нацисты схватили ее и держали её в замке, который они арендовали недалеко от Парижа. Я почти прикончил себя, пытаясь спасти ее, но опоздал.
— Что с ней случилось?
— Они тайно вывезли ее в Германию. А потом я смог обмануть Руди Гесса и узнал, что она умерла в концлагере Дахау. Все произошло, прежде чем я встретил тебя.
— Какая ужасная история! Я начинаю понимать, почему ты не говоришь легко о третьем браке.
— Я не мог заставить себя просить тебя жить такой жизнью, какой я был обязан жить. Если станет известно, что я муж 'Мэри Морроу' или даже ее друг на любых условиях, то моей работе придёт конец. Ты была раздражена всеми мерами предосторожности, которые я предпринимал, но я заверяю тебя, что они были необходимы.
— Позволь мне сказать кое-что, Ланни, прежде чем ты пойдешь дальше, я не хочу ответа, и тебе не нужно говорить ни слова. Я просто хочу, чтобы ты знал, что у меня есть предположение относительно той поездки в Покипси, и что там было.
— Я сказал тебе, что это была работа с картинами.
— Ты это сказал, и, конечно, ты должен продолжать так говорить. Однако я сидела в темном кинотеатре, смотрела очень глупый фильм, и я подумала, он не будет продавать картины всего за день или два до отправления в опасную миссию. В этой части страны есть только один человек, которого можно посетить в такое время. Но, конечно, я должна была притвориться, что не догадалась. Пожалуйста, пойми, что я никогда не открывала рта об этом никому, кроме тебя, и никогда не буду.
«Давай остановимся на этом», — сказал он, — «и вернёмся к теме любви».
VIII
Лорел Крестон могла догадаться о большей части этого «серьёзного разговора», который он подготовил. Но ни одна женщина не хочет догадываться об этом, она хочет это услышать, и ей никогда не надоедает это. По крайней мере, если это говорит правильный мужчина.
«В моей жизни у меня было пять любовных историй», — сказал он ей, — «и когда-нибудь я расскажу тебе о них. Две женщины умерли, а остальные трое оставили меня, предпочтя то, что они считали для себя высшим предназначением. Одна стала звездой сцены, а другие стали графинями. Я не смог бы помочь никому из них достичь их избранного предназначения. Из тех двух настоящих и бескорыстных любовных отношений, которыми я наслаждался, я многое получил, и ты можешь воспользоваться моими знаниями, если захочешь. Это может быть полезно тебе как писателю, если не как жене».