Но теперь этот этап прошел, и Ланни обнаружил, что Конгресс в панике проголосовал за оборонительные фонды. Сначала весной миллиард долларов, а затем еще один миллиард. А летом за пять миллиардов, а затем еще за пять. Шли разговоры об обязательной военной службе и прямо в преддверии президентской кампании! Итак, теперь Робби может получить респектабельные контракты с армией и флотом, контракты, которые ему не нужно хранить в секрете, и не краснеть, когда его друзья по гольфу узнают о них. Также англичане снизошли со своих высот. Полковник Блимпс, который был таким надменным и от кого Робби страдал на протяжении многих лет, за исключением 1914–1918 годов! Все они сейчас были в Ньюкасле и просили почти на колени самолетов, а затем еще больше самолетов и еще больше самолетов. Даже если считать, что эти самолеты недостаточно хороши для войны и требуют больших изменений на каждом этапе производства!
XI
Первой обязанностью Ланни было сесть с отцом и рассказать ему, что он смог узнать о поведении истребителя Бэдд-Эрлинг Тайкун. В каком отношении Спитфайр сумел превзойти его, и что еще более важно, что теперь мог сделать Мессершмитт 109? У Робби уже была масса информации, а также чертежи, планы и спецификации для улучшений. Но он хотел личного опыта Альфи и его товарищей. Каждая деталь угрожала выбить какой-то процесс в тщательно спланированном заведении Робби. Общая сумма будет означать хаос или что-то похожее в течение нескольких недель, возможно, месяцев.
Так будет и дальше, и только Робби, на седьмом десятке, должен был держать свой разум гибким и принимать решения о жизни и смерти между огневой мощью и защитой, с одной стороны, и скоростью и маневренностью с другой. От его решений будет зависеть жизни сотен британских лётчиков и, возможно, самой Британии. Президент Бэдд-Эрлинг Эйркрафт, который был экстремальным изоляционистом, внезапно столкнулся с тем фактом, что, если Гитлер получит британский флот, он не будет просто иметь всю Европу в своём распоряжении, но может переправиться в Африку, а оттуда его бомбардировщики и десантники могут быть в Бразилии. Он построил бы там свои аэродромы и мог быть над Панамским каналом, прежде чем мы могли быть в состоянии предложить ему серьезное сопротивление. — «Как ты думаешь, Ланни?»
Бомбардировки Лондона продолжались без прекращения. День и ночь шли тучи бомбардировщиков и истребителей. Это был блиц. Геринг der Dicke готовил его почти восемь лет и хвастался об этом как старшему, так и младшему Бэдду. Теперь старший, глубоко обеспокоенный, пристально посмотрел на младшего, спрашивая: «Может ли ему это сойти с рук?» Все, что мог сказать Ланни, было: «Это испытание битвы, и я сомневаюсь, что кто-нибудь из живущих может сказать, как это получится. Геринг будет отправлять самолеты до тех пор, пока они у него есть, и рано или поздно одна сторона или другая будет истощена».
«Я знаю это», — объявил Робби, — «британцы здесь, в Ньюкасле, испуганы, они не просто играют».
— Что решит вопрос, я предполагаю, то это количество самолетов, которые Generalstab будет держать на восточной границе. Где-то они должны будут провести линию и сказать: 'Не одного больше!'»
— Ты думаешь, что русские могут напасть на них?
— Я думаю, что обе стороны выберут момент для атаки, когда почувствуют уверенность в победе. Это война, которая однажды разразиться.
«Что ж», — сказал отец, — «ты знаешь историю Авраама Линкольна о пионере, который вернулся домой в свою хижину и нашел свою жену в рукопашный схватке с медведем?»
— Не думаю, что я её слышал.
— Старик положил ружье на штакетник, сел на верхнюю жердь и сказал: 'Давай, женщина, давай, медведь!'»
XII
Ланни не рассказывал своим друзьям в Ньюкасле о том, что он присутствовал при эвакуации Дюнкерка, потому что он мог не позволить себе говорить об этом. Он мог сказать, что он был в Париже во время перемирия, и впоследствии он остался в Виши. Этого было достаточно, чтобы вызвать горячее любопытство всех в городе. Местная газета хотела взять у него интервью, и местный женский клуб хотел услышать его. Но в обоих случаях он отказался. Он был искусствоведом и не был компетентен обсуждать общественные дела. Но в частном порядке он отвечал на вопросы тем, кого считали важными его отец и мачеха. В городе была размолвка со спорами между друзьями Англии и друзьями Америки, которые называли себя изоляционистами. «Комитет Америка Сначала» было название, выбранное группой богатых консерваторов, которые были фашистами, не зная об этом. Когда Ланни читал их полностраничные рекламные объявления, он назвал их «Американская первая помощь Гитлеру», но, конечно, только про себя.
Естественно, люди не говорили о войне и мире все время. Члены Загородного клуба играли в теннис и гольф, танцевали, давали тщательно приготовленные званые обеды и сплетничали о любовных отношениях друг друга. Они не пощадили этого приятного и подходящего старшего сына президента Бэдд-Эрлинг Эйркрафт. Если он поговорил с любой дебютанткой или танцевал с ней не один раз, слухи распространялись, что он был заинтересован в ней, и его мачеха услышала бы это и спросила, хочет ли он пригласить молодую леди на чай. Кстати, Эстер сообщила ему, что городской библиотекарь мисс Присцилла Хойл вышла замуж за учителя местной средней школы, но продолжала оставаться библиотекарем. «Я не знаю, где мы можем найти кого-нибудь на ее место», — сказала Эстер, член Библиотечного совета. Ланни однажды поцеловал эту даму в своём автомобиле, хотя Эстер не подозревала, что всё зашло так далеко. Теперь его ответ был следующим: «У меня есть данные, чтобы свериться с Вазари, и я зайду и поздравляю ее».
Сообщалось также о семье Холденхерстов. Эстер ожидала услышать что-то о Лизбет. Ланни заметил, что она стала прекраснее, чем когда-либо, и что стая Балтиморских поклонников была от неё без ума. Он не говорил о себе, и его мачеха, играя трудную роль с терпением и тактом, снова преодолела эту проблему. «Если я надоем ему, ему будет скучно. Он может даже не невзлюбить ее, и он не будет приезжать сюда или не ездить туда так часто». Она никогда не могла быть уверена в своем понимании этого странного человека, которого судьба привела в ее дом. Всё больше и больше ее проницательное суждение говорило ей, что он был скрытен, и ее самой естественной мыслью была какая-то другая женщина. Эстер слышала о графине Сэндхейвен и о мадам де Брюин. Что более вероятно, что это было что-то новое, возможно, даже более высокопоставленное и, следовательно, более тщательно защищенное? Для этой дочери пуритан, теперь с седыми волосами и строгих правил, Европа была ядовитым местом. Её жестокие войны потрясали ее не более, чем отсутствие сексуальной морали, и действительно, она бы назвала первое последствием последнего.
XIII
В эти критические дни привычка к радио стала доминирующей. Люди сидели и крутили рукоятки настройки. Они прерывали карточную игру или разговор за обедом, если в столовой был радиоприемник. Кто-то говорил: «Пришло время для Свинга», но не музыки, а комментатора. У каждого был свой любимый комментатор, в соответствии с его политическими предпочтениями, от розового до чистого белого или с оттенками коричневого или черного. Если нужны последние новости, то их получали даже с места событий. «Это Лондон», — объявлял Эд Мерроу, он стал своего рода торговой маркой. Он будет стоять на крыше какого-то здания, описывая прожекторы в небе, бомбы, разрывающиеся в воздухе, иногда их можно услышать, как их слышал Ф.Д.Р. во время разговора с Черчиллем по трансатлантическому телефону.