Они обыскали женщину, вежливо и не совсем полностью, как показалось Ланни. Они поискали оружие в машине, а затем один из мужчин развернул ее. Они выбрали место, где было пространство для этой цели. «Entrez» — сказал вожак, обращаясь к женщине, и открыл ей дверь машины. «С вами мы закончили», — сказал он. — «Идите домой и оставайтесь там, и никому не говорите ни слова о том, что вы видели. Мы — мстители, и наше наказание быстро и надежно. Если вы предадите нас, мы похитим вас и привезем вас сюда и поджарим вас на медленном огне. Мы сделаем то же самое с каждым членом вашей семьи. Comprenez-vous?»
«Oui, oui», — в едва слышном голосе был ужас.
«Partez,», — сказал мужчина, и машина медленно покатилась по мокрой и скользкой дорожке.
Ум Ланни Бэдда работал так усердно, насколько возможно, потому что понял, что ему грозит серьезная опасность. Это не вопрос потери пятидесяти тысяч франков. Это может быть вопросом его жизни. Дело должно быть политическим, и он мог догадаться, что это были люди подпольного движения, которое он тайно помогал строить. Его не впечатлила та маленькая драма, которую они разыграли с женщиной. Он понял, что она была сообщницей группы. Она была одной из тех суровых идеалисток, которые появились по всей Европе, где бы ни прокатилась танковая машина. Люди не отказывались от своей свободы или от своей родной земли, люди, которые сражались и подталкивали других к борьбе, поддерживая огонь в факеле свободы. Ланни натолкнулся на еще одну Труди Шульц, антинацистскую героиню, на которой он тайно женился, и которую нацисты убили в одном из своих пыточных лагерей.
Пленник осознавал это урывками, но у него не было времени задуматься обо всём. Он понял, что у него тяжелое положение, и ему, возможно, будет нелегко обдумать, как выкрутиться из этого. Странная причуда судьбы, что эта опасность исходит от его собственной компании, людей, которым он служил открыто или тайно в течение четверти века. Знание их правил и состояния их ума позволило ему осознать поистине страшный характер своего положения. Эти люди были преступниками, за их головы были назначены награды. Их жизнь была жестокой, и у них не было времени на формальности. Они захватили богатого и известного иностранца, потому, что они считали его одним из самых опасных своих врагов. И, схватив его, они вряд ли его развяжут, выпустят и раскроют свои секреты. «Мертвые не рассказывают истории» — это правило известно каждому мальчику, который когда-либо читал истории про пиратов, бандитов или гангстеров. И по всей Европе мужчины с обеих сторон возвращались к этим отчаянным правилам.
Внезапное осознание охватило сына президента Бэдд-Эрлинг Эйркрафт, насколько он был беспечным и наивным! Он принимал все меры предосторожности в отношении фашистов и нацистов, но ему редко приходилось думать, каким он должен казаться своим друзьям. Идея была болезненной, и он выбросил ее из головы. Он бродил по Европе, раздираемой войной и гражданской войной. Он мягкий и невинный, ребенок в джунглях, где обитают жестокие звери. Он не видел взглядов сердитой ненависти и не слышал приглушённых рыков. Он считал это само собой разумеющимся, что все думали о нём также хорошо, как он думал о себе. Это, увы, это было то, чего не происходит очень часто в этом мире.
VI
С предельной вежливостью он обратился к вожаку шайки. — «Не могли бы вы рассказать мне, что это такое?» — «qu'est-ce que c'est tout cela?» — это эксцентричное французское выражение: «Из-за чего вся эта шумиха?»
«Как ваше имя?» — был встречный вопрос.
«Ланни Бэдд», — ответил он. Он вряд ли мог скрыть это. «Bien» — сказал мужчина. — «Мы расскажем вам все, когда будем готовы. Allons».
Он встал и пошёл, и Ланни последовал за ним. Веревка на его запястьях имела продолжение и препятствовала его побегу или броску в пропасть. Крепкий парень шёл сзади, держа верёвку, а двое других следовали с ружьями. У вожака был посох в одной руке и фонарик в другой. Ланни мог хорошо видеть дорогу, но человек сзади него не мог её видеть так же хорошо. И каждый раз, когда он спотыкался или задерживался, то запястья пленника ощущали болезненный рывок. Они шли по проторенной тропе, поднимаясь к высокому перевалу, и когда они добрались до вершины гряды, на них налетел пронизывающий ветер. Они спустились вдоль глубокого ущелья, где слышался звук падающей воды. Затем началось еще одно восхождение. Ему повезло, потому что Ланни играл в теннис и не был слишком слабым. Наказанием за отставание был толчок кулаком человека позади него.
Над седлом горы тропы почти не существовало. Внизу были видны отблески света, и после того, как они спустились и пробрались через густую чащу, они натолкнулись на крошечную поляну в сосновом лесу. Там светился небольшой костер, и сидели два человека. Вожак уже обменялся с ними сигналами, и теперь на свет вышла группа из пяти человек. На каждой стороне костра был бревно, и вожак скомандовал своему пленнику: «Asseyez-vous».
Руки Ланни замёрзли на высоких переходах, и теперь они были странно онемевшими. Он сказал: «Я боюсь, что я отморозил себе руки». Вожак скомандовал, чтобы его развязали, и крепкий парень, который отвечал за эту работу, повиновался без слов. Он обвязал веревкой лодыжку Ланни и сел на нее, не давая ему никаких шансов. По форме и цвету рук этого человека Ланни принял его за крестьянина. Сидя на бревне и растирая руки и запястья, заключенный мог изучить их всех. Двое, он решил, должны быть докерами или судостроителями, мускулистые ребята с мозолистыми руками в шрамах. Остальные были, скорее, интеллектуалами или служащими. У одного был сильный лигурийский акцент, знакомый жителю Мыса Антиб с детства.
Вожак был человеком с тихим голосом, но с железной волей на вид лет тридцати или около того. Ланни казалось, что он слышал его голос раньше, но, должно быть, это было давно. Ланни был общительным и, должно быть, встречал тысячи людей здесь на южном побережье Франции. Быстро смекнув, что самым вероятным местом, которое пришло ему в голову, была рабочая школа, которую вёл Рауль Пальма, и которую Ланни помогал финансировать что-то вроде полутора десятилетий. В то время сотни молодых пролетариев и несколько белых воротничков сидели на уроках в шатком старом складе, отремонтированном и чистом. Они спорили и отстаивали свои доктрины и партийные линии, и имели ссоры и расколы, которые приводили директора школы и его преданную молодую жену почти в отчаяние. До недавних лет Ланни свободно с ними общался, называл их всех «товарищами» и пытался смягчить их страсти. Любопытный результат, если теперь какой-нибудь их фанатик решил наказать его за измену делу!
Ланни имел дело с подпольем сначала в Германии, затем в Испании и Франции. Но всегда он действовал через посредника, которому доверял. И вот первый раз он присутствует на тайной сходке. Это было больше похоже на сцену в пьесе или в кино, чем на что-либо в реальной жизни. Все шесть мужчин были в черных масках, с отверстиями для глаз и щелью для рта. Они их не сняли, и Ланни получил некоторое утешение от этого факта, считая, что они определенно ещё не решили его убрать. По крайней мере, у него была возможность защитить себя. Он усиленно думал, так как знал, что настало время, когда ему придётся противопоставить свои аргументы аргументам шестерых своих противников.
VII
«Мсьё Бэдд», — сказал вожак без каких-либо предисловий, — «не могли бы вы рассказать нам, чем вы занимаетесь во Франции?» Это собиралось быть вежливой беседой. А вежливость была специальностью Ланни Бэдда. — «Mais certainement, Monsieur. У меня есть несколько дел. Я искусствовед, покупаю картины старых мастеров для американских коллекций. Иногда я занимаюсь делами своего отца, который производит самолеты и много их поставил французскому правительству с самого начала войны до её конца. Кроме того, вы должны знать, что моя мать имеет свой дом в Жуан-ле-Пэн, и я прожил там большую часть своей жизни, с тех пор, как меня ребенком носили там на руках».