- Кому? Себе или Фёкле Прошихиной? – зло усмехнулась Варвара. – Не раз примечала, как они занавески задёргивают...
- Мыслимо ли дело в его-то годы? Да и грех...
- Грех не про всех. Ой да ладно! Вот и в слёзы опять... Не серчай, товарка! Это я от злобы наплела. Поспи, сон лучше всяких лекарств.
- День сплю, ночь сплю...
- Вот и спи на здоровье. Спи... спи... спи... – внушала Варвара. Когда уснула Клавдия, она пошла к мужчинам.
- Скоро отмаешься, – думая, что Ямину надоело позировать, говорил Логин. – Самую малость осталось. Очень уж трудно рисовать тебя!
- А ты не спеши, делай как надо, – успокоил Гордей. – Это не молотком помахивать. Я, грешным делом, думал сперва – баловство, а получилось – радость. Вот и рисуй, чтоб всегда так было.
Проводив гостей, Варвара припала к кровати, на которую лёг муж, и беззвучно заплакала.
- Ты не плачь, Варя! – худой, прозрачной рукой Логин гладил её спутанные волосы. – Не плачь. Я всё знаю. Может, и к лучшему это. Какой из меня муж! Умру – за другого выходи. Дитё заведи. С дитём легче станет. Душой отойдёшь...
- Жаль ты моя! Льдинка растаянная! – жалко и осторожно ласкала его Варвара.
Ей чудился дребезгливый звон упавшего колокола.
Глава 32
- Дед Семён и то не выдержал! – видя шагавшего краем поля старика, говорил Пермин. – Зовёт земля!..
Взяв сизо-чёрный комок жирной земли, растёр его в ладони, приложил к щеке и с грустной проникновенностью, удивившей Сазонова, сказал:
И чем она привораживает к себе? Как черви, всю жизнь в земле копаемся. И после смерти в ей тоже. Вот ведь всяко материмся: и в бога, и в креста, а её, матушку, и разу худо не помянули... Почто ек, ну-ка, скажи, грамотей?
- Сами же говорите: матушка. Вот вам и ответ...
- Ишь ты! На слове поймал...
- Здорово были! – приветствовал их дед Семён.
- Доброго здоровья, Семён Саввич. В колхоз надумал?
- Примешь?
- Пиши заявление: дескать, опостылело в единоличии до невозможности.
- Ты уж сам заявляй. А я за сошкой лежалые кости разомну.
- Это заслужить надо. Соха-то колхозная.
- Вот моя заслуга, – старик поднял костыль. – Россией дадена.
- Это, конечно, так. Однако у нас тут дисциплина, а ты разнобой вносишь.
- Ну, будет, будет! – начиная сердиться, прикрикнул старик. – Язык-то без нужды не впрягай – износится...
- Ладно, ладно, – сдался Пермин. – Паши, да смотри в борозде не рассыпься!
- Тропушко, дай-ка я за тебя кружок обведу, – отмахиваясь от Пермина, попросил старик.
- Земля вязкая – не прильнёшь? – отирая потный лоб, улыбнулся Коркин.
- В мои лета и в меду не вязнут, а завязну – ветер выручит.
Взявшись за поручни, будто за каравай, который с почётом подносят гостям, Семён Саввич цыкнул на коней и заковылял бороздой.
- Покури, Евтропий! – провожая старика потеплевшим взглядом, предложил Пермин. – Ишь как умаялся!
- Есть маленько. Ну, давай, чем твой табачок завернуть, а то я спички дома оставил, – зацепив из кисета полгорсти табаку, скрутил цигарку и с наслаждением затянулся.
Останавливались и другие пахари, пахавшие кто на быках и коровах, кто на лошадях. Лишь Науменко и Гордей, докончив свои кулиги, начали новые борозды.
- Этим всегда больше всех надо! – сказал Панкратов. – Нам, грешным, доказывают: дескать, для колхозу, не то что для себя, – коровы не жалко...
- А тебе жалко?
- Да уж зазря животную гробить не стану.
- Потребуется – станешь.
- Гляди-ка ты! Строгая нынче власть! Раньше как было: хочу – пашу, не хочу – дома сижу.
- Я вот всё думаю: чего это мы твоё глумленье над собой терпим? Может, лучше дёрнуть тебя, как осот, с корнем, и поле чище станет? Тогда сразу поймёшь, что к чему!
- До смерти испужал! Фатеева выпололи, а он на приисках вроде тебя, в начальниках. Дурак, говорит, был, что за землю держался.
- Никто тебя не пужает... Токо помни, что у нас нервы не из бычьих жил...
- Ты бы не сучил ногами-то, Мартын! – вступился Евтропий. – Охота к Фатееву – скатертью дорога. Взамен тебя ишо сотню таких найдём.
Уронив в борозду руки, к разговору молча прислушивался Сазонов.
«Чужой человек! Но ведь и у него есть своя правда. Мы её топчем – вот он и бесится», – думал он, глядя в злое, перекошенное лицо Панкратова.
- У крестьян одна правда – земля, – сказал он. – И я знаю, отчего вы злобствуете, Мартын! Обезземелили вас. Но ведь земли-то в колхозе больше! И вся она ваша... Вам только это нужно понять, Мартын! Семён Саввич и тот раньше вас понял...
- То-то и не можете его в колхоз затянуть...
Меж тем, сделав круг, подъехал дед Семён.