Послышался смешанный ропот одобрения и недовольства, Бонаструх мудро истолковал его как согласие.
— Думаю, самый важный вопрос — это безопасность гетто, — сказал Аструх Каравида.
— Да. Как долго будем оставаться закрытыми и насколько надежно закрытыми.
— Думаю, что в прошлом году, — раздался сухой голос из самого темного угла, — мы были слишком уж беспечными. Будет невредно оставаться в наших стенах с захода солнца в среду перед так называемым священным временем до восхода в понедельник с окончанием этого времени. Это одиннадцать дней и двенадцать ночей.
Наступила пауза, все обдумывали это предложение. Голос ученого Шальтиеля имел большой вес.
— А как быть с чрезвычайными обстоятельствами? — спросил наконец Видаль Бельшом.
— Не представляю, какие чрезвычайные обстоятельства могут заставить нас выйти в тот мир, но если такое возникнет, можно быстро собраться и решить, что делать.
— В таком случае, — послышался другой голос, — полагаю, нужно договориться об этом сейчас, потому что многим нужно будет сделать приготовления. Тем, у кого есть мастерские, потребуется запас материалов, чтобы не бездельничать.
— Думаю, многие из нас уже приготовились в известной мере, — заговорил один из оружейников. — Я сказал своим клиентам несколько недель назад, что им нужно пораньше сделать заказы на весну и лето. Они сделали, поэтому у меня уже есть материалы для работы.
— Я предвижу проблемы у пекарей, мясников и торговцев рыбой, — сказал Видаль. — Легко сделать запасы металла, ткани и кожи. Однако нельзя сделать запас мяса и надеяться, что оно не испортится.
— Мы знаем дни и время дня, когда могут возникнуть беспорядки, — заговорил Бонаструх, превосходно умевший предотвращать споры. — Если в городе будет тихо, мы вполне можем открыть ворота утром на несколько часов, когда поблизости не будет смутьянов, и до того, как люди начнут пить.
Несколько человек принялись одновременно хвалить это предложение. В другом углу двое сидевших рядом принялись болтать.
— Вы не раскрываете рта, сеньор Исаак, — сказал Мордехай ему на ухо.
— Потому что почти каждый год поднимаются одни и те же вопросы и решаются одним и тем же образом, — ответил врач. — Эти собрания необходимы, но на эту тему мне сказать нечего. Важнее всего, насколько прочно мы запремся, когда запремся и насколько будем бдительны при открытых воротах.
Бонаструх Бонафет поднялся на ноги.
— Соседи, прошу вас, — сказал он. — Если все говорят, никто не может слушать.
— Что значит «прочно запремся»? — спросил Махир.
— Именно это, — ответил Бонаструх. — Все ворота, все двери в каждом доме, выходящие в город, должны быть заперты и закрыты на засов, все окна должны быть закрыты ставнями и решетками. Согласны?
Послышался одобрительный ропот.
— Как мы узнаем, что это сделали все? — спросил Махир. — Три года назад, когда пекарь…
— Каждый дом на внешней границе будет инспектироваться, — ответил Бонаструх. — Если понадобится, ежедневно.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Мудрый врач не воспринимает болезнь легко.
Лука как будто говорил правду. Держался в стороне от еврейской общины, бывал в гетто лишь по тем поводам, что и любой христианин в Жироне — посмотреть перчатки у Эфраима, купить хлеба у Моссе, справиться о цене подгонки новых сапог — кроме того, люди замечали время от времени, что он заходил к Мордехаю. Было ясно, что он уютно устроился в христианской общине.
Однако если Лука старательно избегал еврейской общины, из которой — по его словам — вел происхождение, община пристально наблюдала за ним, как за интересным объектом слухов. «Я слышала, этот молодой человек, который ворвался, когда отмечали родины маленького Вениамина, — так назвали маленького сына Исаака и Юдифи, — …нашел жилье у столяра Ромеу», — сказала Дольса, пришедшая, предусмотрительно взяв с собой племянника, навестить Юдифь и взглянуть на младенца, уже трехнедельного и спокойно спавшего. В эти беспокойные дни после рождения Вениамина у Даниеля и Ракели почти не было времени поговорить или хотя бы улыбнуться друг другу.
— Это лучше, чем останавливаться у Родригеса, где собирается всякий сброд, — сказала Юдифь. — Не знаете, как поживает сеньора Рехина? — спросила она. — Вчера я слышала, что ей не становится лучше.
— Ромеу делает для нас новый прилавок, — сказала Дольса, — поэтому мы с ним много общаемся. Наш старый так искривился, что если Эфраим кладет на него перчатку или бусинки с драгоценными камешками, чтобы клиент рассмотрел те или иные украшения, они скатываются, иногда даже на пол.