***
Остаток дня Джим провел в таверне, он много думал и много пил. Жуткий испуг отступил приблизительно за час, но Грин так и не завел беседы с угрюмыми местными, равно как и не захотел возвращаться в поместье, затаив обиду на Алана. Он пришел к выводу, что ничего сверхъестественного не случилось, просто старый приятель, прячась за личиной хладнокровия, решил слишком жестко его проучить. Мерзкое ребячество! Ему предложили разрешить ситуацию как подобает мужчинам, Джим был вполне готов даже преподнести какой-нибудь дорогой подарок в качестве извинения... но по всей видимости Алан не хотел мириться, ему нужно было реализовать свою крошечную, подлую месть, омрачив впечатления от работы над последней главой труда. Вместо того, чтобы правда помочь написанию практической части, он преднамеренно подобрал условия, способные сбить с толку любого: без сопровождения отпустил к чокнутому старику, не предупредил о том, что Фитцджеральды - сестры-близнецы. Явно ведь Сильверстоун надеялся на то, что таким образом деморализует оппонента и заставит забросить работу, но не тут-то было, опытного исследователя так просто не взять. К сожалению, одна из старушек (видимо уже не совсем здравомыслящая) покинула этот мир, хотя более крепкая сестра и пыталась скрасить ее последние деньки, к сожалению смотритель маяка тронулся умом на службе и не получил должного лечения - по сути досадные последствия разложения в захолустье, где никому нет дела до чужого горя. Но все это - "лимоны для лимонада", любезно предоставленные Аланом, Джим воспользуется ими и обернет все в свою пользу, написав еще более яркое произведение. Тем не менее, его терзали сомнения. Как далеко может зайти подлость Сильверстоуна? Чего ждать от визита к Портерам? В глубине души, Джим уже хотел молча забрать свой чемодан из поместья, затемно отправиться на вокзал, заночевать там подобно последнему бродяге - что угодно, чтобы на рассвете, с первым поездом оказаться за множество миль отсюда. Но неиссякаемый азарт ученого диктовал свои правила, семья староверов, живущая на окраине богом забытого поселения - вот он рассадник дьявольских суеверий, меняющих человеческую натуру до неузнаваемости. Писатель горько вздохнул, нехотя покинул свое насиженное место, оставив хозяину таверны больше, чем нужно - гроши, полагавшиеся на сдачу, сейчас в меньшей мере интересовали его. Мистер Грин поплелся вниз по дороге, он не сомневался, что с легкостью найдет нужный дом у кромки леса, потому как даже внешне это жилище должно значительно отличаться от прочих. На своем пути он встречал лишь угрюмых обывателей, что лишь изредка бросали на него зловещие, недоверчивые взгляды. Не сказать, что от того дорога делалась более сложной, скорее напротив, Джим подходил к точке кипения, ему хотелось как можно скорее с блеском завершить злосчастную поездку. В какой-то момент он даже подумал о том, чтобы все-таки остаться на ночь в поместье, но лишь с той целью, чтобы уговорить Сару уехать вместе, тем самым ущемив Алана, чьи каверзы зашли слишком далеко. Вскоре мистер Грин вышел на окраину поселения, откуда прекрасно виднелся дом, еще крепкий, но уж очень причудливо украшенный. В деталях его декора было множество характерных этнических и религиозных мотивов, что было весьма необычно для населенного пункта, перестроенного в эпоху стремления следовать суровому и практичному индустриальному стилю - это наталкивало на мысль о специфичности хозяев жилья. Так или иначе, бравому писателю казалось, будто уже ничто не сможет затмить его сегодняшний опыт, а значит бояться нечего. В какой-то момент его вышли встречать, издалека Джим увидел лишь хрупкий женский силуэт, но, приблизившись, разглядел в нем совсем еще юную девушку, на вид не старше пятнадцати лет. -Добрый вечер, вы мистер Грин? -Да, думаю вы без труда узнали меня, юная леди, мне не кажется, что у вас часто бывают гости. -Это так, я бы тоже по доброй воле сюда не заявлялась. Грин пожал плечами и снисходительно улыбнулся, объяснив слова девчушки обыкновенным отроческим протестом. -Меня зовут Лиза. Они обменялись рукопожатиями, было видно, что девочка не спешит в дом и очень хочет нечто сказать своему собеседнику, но не может подобрать слов. Ее внешний вид непроизвольно привлекал внимание, чистота и простота, в которых ощущалась глубокая невыразимая меланхолия. Каштановые волосы не вились и не пушились, а послушно обрамляли аккуратное бледное личико с мягкими чертами. Уголки пухлых губ девчушки были опущены, а под рыжеватыми ресницами, где-то в омутах синих глаз, таилась вселенская печаль. -Очень приятно! - максимально дружелюбно ответил писатель - Пригласишь в дом? -Конечно, идемте. Девушка повела его по узкой тропке за покосившийся забор, само крыльцо располагалось довольно далеко от калитки, а это значит, что у Лизы и Джима было немного времени на продолжение разговора, который она несколько раз не смогла начать, лишь тяжко вздыхая, однако в какой-то момент отважилась. -Мистер Грин, я читала про вас в газетах, знаю тему ваших исследований, они мне очень интересны и я могла бы с вами поделиться тем, что помню сама. -Так это же чудесно, поговорим об этом вместе с твоими родными, а то на улице уже холодает. -Вы не поняли меня - она вдруг снова замялась и остановилась как вкопанная - Сэр, я хотела спросить, нет ли у вас на примете места в городе, где я смогла бы жить и учиться? Я способная, клянусь вам. В крайнем случае, помогите мне уехать и устроиться на работу, умоляю, это очень важно, я готова мыть посуду, драить полы - что угодно. Голос девушки дрогнул, и стало ясно, что она вот-вот заплачет. -Дорогая, что не так? Тебя обижают дома? - Джим взял ее за плечи и постарался утешить, он мог предположить, как тяжело живется здравомыслящему ребенку в семье фанатиков - Послушай, по приезду я обязательно выясню, есть ли для тебя местечко, хорошо? -Мне нужно уехать немедленно, у меня есть деньги на билет и эту ночь я могу переждать на вокзале... -Лиза, тише. Не думаю, что все так плохо, дай мне немного времени и... Их разговор прервали, скрипнула металлическая задвижка на двери и из дома вышла дородная женщина в пестром платье, она казалась довольно молодой, обладала бодрым взглядом и прямой осанкой, но при этом лицо ее было изрыто множеством мелких морщин. -Дочь, ты почему морозишь гостя? Проходите, уважаемый, вы поспели к ужину, сейчас я вас со всеми познакомлю. Хозяйка обнажила в улыбке свои почерневшие зубы и учтиво распахнула дверь перед своей дочерью и писателем. Вскоре множество человек собралось за грузным дубовым столом, уставленным, на удивление, весьма аппетитными блюдами. Во главе сидел