вший его сознания, когда увидел что рядом с пуфом, на котором сидела служанка, бесцеремонно распахнутый, лежал его чемодан. Горчичного цвета, с десятками гербовых эмблем. Женщина бросала в камин, несомненно, прошитые блоки его драгоценной рукописи. Вновь обретя способность управлять своим телом, писатель издал противный визг и ринулся к огню, навскидку уже не менее половины прошивок сгорело, еще немного лишь занималось пламенем. Мужчина в абсолютно истеричном состоянии, можно сказать, в беспамятстве, бросился доставать обугливающиеся листы, однако тотчас ощутил, что жар слишком велик, нет ни малейшей возможности выхватить нечто из глубины ниши без вреда для своего здоровья. С минуту Джим просто глотал воздух, подобно выбравшемуся из пучины волн пловцу. После стало постепенно приходить кошмарное осознание случившегося, парадоксально соседствующее с абсолютным непониманием природы творящихся кругом событий. -Вы в своем уме!? - орал он, срываясь на хрип - Как!? Как это понимать? Старуха подняла на него голову, и писателя передернуло от "взгляда" пустых, абсолютно точно слепых, белесых глаз. -Мистер Сильверстоун сказал, что вы своими трудами прекратите наши бедствия. И правда. Правда же? Они сгодились, больше не холодно. Сказала служанка и вдруг оголтело стала сучить ногами, подобно избалованному ребенку, требующему конфет, при этом сохраняя совершенно спокойное выражение мерзкого, морщинистого лица. Внезапно Грина одолело столь сильное чувство гадливости, постепенно перерастающее во все тот же пресловутый испуг, обращаясь к последним островкам здравомыслия он рассудил, что кухарка явно не в своем уме, корить ее не просто безыдейно, а небезопасно - мало ли что взбредет больной в голову. "Нет, хватит, пусть со всеми безумствами разберется хозяин этого дома. Несомненно, вся ответственность на нем, как он может проживать рядом с этими... Постойте-ка. Это месть! Какая же отсроченная и извращенная, да этот страдалец на самом деле дьявол воплоти и, похоже, не зря жизнь так сильно его трепала. Вот же гнилое нутро, подстроить такой спектакль, финалом которого станет уничтожение столь фундаментального творения - бессердечно. Это же не чертово эссе написанное за ночь! Ну погоди, Алан, ты за все ответишь, я превращу твое существование в сущий кошмар" - Думал Джим, поднимаясь по лестнице, как можно стремительнее отдаляясь от сумасшедшей старухи. Писатель онемевшими пальцами кое-как нащупал во внутреннем кармане платок и принялся усердно утирать им пот с побагровевшего лица. В одной из комнат второго этажа точно заслышался голос хозяина дома, этот рокочущий бас тяжело спутать с чем-то иным, хоть сути слов совершенно не удалось разобрать. Джиму абсолютно не важны выражения, сейчас он в состоянии аффекта был готов даже наброситься с кулаками на недруга, хоть тот был выше и крепче его. Все - не суть, все меркнет перед желанием обличить зло и излить всю горечь от буквально невосполнимой потери столь драгоценного труда. Распаленный Джим без стука влетел в комнату, благо, открытая им дверь практически не скрипнула. Грин вновь остолбенел от зрелища, частично укрытого ширмой и тканью полога. Сара, такая сдержанная и правильная, извивалась и постанывала от каждого движения своего нанимателя, ее нежные локоны беспорядочно рассыпались, едва прикрывая наготу соблазнительного молодого тела. Узловатые пальцы Алана ласкали пышную сахарную грудь девицы, от чего та получала несказанное удовольствие. Изнывая от истомы она все крепче прижимала его к себе ногами, жадно обвивала его шею, царапая раскрасневшуюся от любовного пыла кожу. Мужчина, в свою очередь, явно оставался максимально сосредоточен, ежесекундно упиваясь зрелищем удовлетворяемой им красавицы. Писатель постыдился того, что испытал в тот момент, помимо абсолютно закономерного смятения, также возбуждение и ничуть не меньшее разочарование тем фактом, что столь перспективная особа могла столь дешево себя продать. И как он смог так запудрить Саре мозги, что та была готова неподдельно восторгаться им взамен на такие скромные перспективы в виде сомнительного достатка и еще более сомнительной душевности отношений. Нет, давайте быть честными, то была натуральная ревность и зависть, эту свежую энтузиастку захотел он, а вот получил, увы, Алан. Простояв недвижимо несколько мгновений, писатель поспешил ретироваться, теперь еще более переполняемый ненавистью. Он, оскалившись от злобы, вылетел обратно в коридор, полный желания найти какого-то вменяемого слугу, дабы тот обеспечил им с мистером Сильверстоуном адекватную встречу. Джим опустил голову, взъерошил себе волосы в попытках хоть немного освежить мысли... и вскрикнул, увидев перед собою лицо Сары, совершенно опрятной, с аккуратной укладкой на голове при весьма скромном убранстве. -Вы кого-то искали, мистер Грин? Спросила она, как казалось, с неподдельным любопытством, ее тонкие губы поджались, когда ошеломленный писатель отшатнулся назад и, молча, стал на нее таращиться. -Но...вы...там. Невнятно молвил он, указывая на дверь. Изумленная экономка поспешила открыть вход в комнату, на которую указывал онемевший гость - пусто. Конечно же, ведь это старый рабочий кабинет, покинутый хозяином дома после постройки нового флигеля. На этом месте Джим рассмеялся сквозь слезы, он хихикал, кивал головой и разводил руками, не в состоянии больше анализировать странные метаморфозы окружающего пространства. Его рассудок активировал защитный механизм, Джим больше не стремился разобраться в сущности вещей, более того, отступало и желание поквитаться с недругом, лишь бы отступило наваждение и больше ничего не нужно. -Сара, мои рукописи? За что вы так? Вопрошал он, не отводя стеклянного взгляда от потертого рабочего стола, наполовину укрытого мраком заброшенного кабинета. -О чем вы, сэр? Они в целости и сохранности, там, где вы их оставили - в приемной мистера Сильверстоуна. Экономка нежно взяла гостя за руку и стала увлекать его в глубину этажа. Тот упирался, но его попытки были жалки, сейчас он был подобен агнцу, ведомому на заклание. -Что? Их бросали в камин. -Какая нелепица, мистер Грин, полно вам. Вы, должно быть, переутомились, идемте скорее, я налью вам чаю. И вот уже назойливо заиграл фонограф, скрипучая мелодия давила на сознание, стремясь вытеснить измученный рассудок из столь же усталого тела писателя. Джим плакал и вовсе не хотел идти дальше, но при этом безропотно следовал за Сарой, что иногда оглядывалась и вежливо улыбалась ему, она спешила, все также придерживая свободной рукою подол. Девушка отперла оловянным ключом нужную дверь и учтиво пригласила гостя пройти, тот задергал рукою в отрицательном жесте, отвернул голову в последней попытке избежать неминуемого, но подвластный неведомым силам все же поддался. Безумная какофония неисправного фонографа оглашала маленькую, но очень уютно обставленную приемную в изумрудных тонах. На бархатном кресле с чрезмерно вытянутой спинкой восседал мистер Сильверстоун, а его длинные ноги, подумать только, лежали на том самом чемодане горчичного цвета с гербовыми нашивками. Алан, не произнеся ни слова, улыбнулся и взмахом руки предложил Грину устроиться в кресле напротив. Тот, уже потерявший всякую связь с реальностью, подобно ребенку обрадовался целостности личных вещей, в итоге чемодан все же оказался здесь... может на первом этаже горела подделка? Жестокий розыгрыш, ай-да пройдоха! С глупой улыбкой писатель уселся на предложенное место, уперев локти в колени и подперев отяжелевшую голову руками. Экономка разливала обещанный чай из новехонького фарфорового заварника - чудесная картина, все утихло, как того и желал Джим. -Алан, как же ты все это провернул? Тот все также, молча, пожал плечами, и они по-дружески засмеялись. Но вдруг развеселый настрой Джима стал угасать, когда тому померещилось, будто мрачные и неестественные тени стали выползать из-за кресла собеседника. Тот, словно не замечая ничего странного, доброжелательно произнес. -Выпей пару глотков, полегчает. Какой мне смысл во лжи, я искренне хочу тебе помочь, ведь, по сути, мы оба поспособствовали появлению на свет этой гениальной книги, я не ищу славы, просто хочу довести все до логического завершения. Джим зажмурился и согласно кивнул, он на ощупь взял горячую чашку, распахнул глаза и в отражении в темно-коричневой, будто желеобразной субстанции, вдруг увидел себя, совсем юного, студента... и драгоценный фарфор рухнул на пол, разбиваясь на мельчайшие острые осколки. Совершенно опустошенный мистер Грин, уже без единой эмоции, спросил: -И в чем же будет выражаться твоя помощь? -Повстречай главного героя книги сам. С этими словами тени, противоречащие всем законам оптики, резко двинулись в сторону писателя, коснувшись его ног, они вызвали жгучую боль, а затем онемение. Тиски сжали стопы, голени, тупая боль подкатила куда-то в район диафрагмы. Затем пришла пустота.