Тони не любил бестактности — это знал любой, кто имел возможность остаться с ним наедине. Однако сейчас мужчина не услышал в голосе Питера неподходящей интонации. Редкий дар — говорить подобным образом. Любой другой бы уже заплатил сполна.
— Ты не так понял. Я — инженер, установки — это механизмы. Ты еще не знаком с моим дворецким, парень.
Старк заканчивал работать с первой ногой. В этот раз вместо огромного слоя бинта Тони сначала наносил заживляющую мазь, аккуратно прикасаясь к повреждённым участкам кожи, надеясь, что не причинит больше дискомфорта. Перед ним стоял вопрос: «Как лучше зафиксировать результат?». Если перебинтовывать, то заживать рана будет дольше, заклеить пластырями — неэффективно, элементарно не хватит длины. Всё же пришлось выбрать первый вариант.
— Я понимаю вас, — после длительного молчания и анализа мужчины, сидящего рядом с ним, произнёс Питер. Тони начал обрабатывать вторую ногу, и боль вновь вернулась, напоминая парню о себе.
Старк, медленно обернувшись к Питеру, вопросительно поднял бровь. Этот парень был первым, кто отличался своим мнением от большинства. Порой даже на званых ужинах Старку могли тактично намекнуть о том, что ему необходимо завести, словно питомцев, несколько слуг, чтобы те могли прибирать комнаты. Тони в эти моменты хотел напомнить гостям, сколько стоила эта посуда. Если бы кто-то разбил тарелку из коллекции, то вряд ли бы прожил больше недели — оказался бы на дороге.
— Я бы тоже предпочёл одиночество, — коротко ответил он, понимая, что Старк дожидался объяснений.
Обрабатывать вторую ногу было проще: меньше крови, меньше ссадин. Повозиться с ней, несомненно, пришлось, но реакция Питера не была такой бурной. Парень морщился, но не шипел от боли, как было с первой ступнёй. В этот раз даже бинт не понадобился — порезы не были настолько глубокими, но в будущем, когда раны затянутся, они явно дополнят общую картину шрамов.
— Почему вы не оставили меня на улице? — попробовал ещё раз спросить Питер, но Тони лишь аккуратно отпустил его ногу, давая понять, что закончил. Парень, развернувшись, присел, дожидаясь ответа.
— Я не знаю, Питер, — произнёс Тони, обходя стороной вопрос парня. Он старался сделать голос более твёрдым, чтобы юноша понял, что возвращаться к этому вопросу не следует. — Пойдём, можешь подняться. Я провожу тебя до комнаты.
***
Они прошли мимо множества комнат, через гостиную поднялись наверх и добрались до спальни Тони — напротив неё располагалась комната Питера. Всё это время Старк помогал парню, служил своеобразной опорой и поддержкой, чтобы раны не раскрывались при ходьбе. Питеру в очередной раз за вечер стало неловко от того, что он не может дать ничего взамен.
Когда Старк открыл дверь, Питер замер в проёме, наблюдая за чистотой, царившей в комнате. Здесь не было ничего особенного для «средняков» — шкаф для одежды, стоящий в углу, рабочий стол, над которым змейкой изогнулась полка с книгами, и огромная кровать, способная уместить двоих, а, может, и троих взрослых.
Возможно, помещение не было роскошным для Тони, но не считалось таковым для слуги, и, тем более, никак не могло предназначаться рабу. В правилах ясно прописывался пункт, гласящий о том, что раб должен жить в самом неприметном месте дома, в котором он служит.
Старк тепло улыбнулся, замечая вопрос, застывший в глазах парня.
— Спокойной ночи, Питер. Если нужно, уборная в конце коридора.
Он не стал отвечать, вновь отходя от свода правил.
Мужчина уже направлялся к своей комнате, однако парень остановил его, когда Тони положил ладонь на дверную ручку.
— Но вас могут осудить в кругах, — беспокоился парень. Питер не понимал, за какие заслуги он получил «счастливый билет» в жизнь и не хотел, чтобы кто-то рисковал своей репутацией из-за него.
— Тогда я скажу им, что это худшее место в моём доме.
Теперь парень осознал, для чего это было построено: ради насмешки над людьми, которые соблюдали правила, над конформной, удобной обществу массой. И это не вызывало ничего, кроме улыбки.
— Спокойной ночи, мистер Старк, — он попрощался и закрыл за собой дверь, понимая, что какой бы дрянной не могла бы оказаться эта новая жизнь — она всё равно будет намного лучше предыдущей.
Тони, постояв немного на пороге своей комнаты, дождался момента, пока парень приготовится ко сну, и спустился вниз. Нельзя же оставлять грязным пол в приёмной.
========== Часть 2 ==========
***
Питер проснулся от шума дождя ближе к утру: за окном шел сильный ливень, барабанящий по стеклу и по стенам особняка. Его спокойная мелодия перебивалась раскатистым громом и мерцающей молнией, прошивающей небосвод белой нитью. При очередной вспышке комната ненадолго наполнилась светом, а потом вновь погрузилась во тьму.
Питер редко вставал позже пяти, поэтому, посмотрев на часы и заметив стрелку на четверке, он не был удивлен. Обычно его заставляли выполнять всю грязную работу, такую как чистка конюшен или свинарников, реже — будили по приказу. Чаще всего прихоти хозяина были хуже уборки за животными.
На прикроватном столике Питер обнаружил подсвечник ручной работы, выполненный в форме нераскрывшейся розы. Не похоже, что хозяина дома привлекали подобные вещи, видимо, это был чей-то подарок — человека, который был дорог. Напоминание о нем вызывало ненужные в его профессии эмоции, и поэтому Старк, чтобы не выкидывать чей-то знак внимания, оставил его здесь — в месте, где бывал реже, чем в остальных. Рядом лежал коробок спичек.
Надеясь на то, что Тони не будет против, Питер решил воспользоваться подсвечником. Можно было включить настольную лампу, но так бы потерялась красота этого предрассветного момента.
Жаль, что рассветы в этих местах, как и на всей планете, утеряли прежнее очарование. Пробуждающееся небо выглядело устрашающе, словно готовилось к очередной битве, неизбежному кровопролитию или последнему дню Земли. Так уже много лет небосвод будил всех поутру, будто задавая людям вопрос: «Может, хватит?». Но человечество не прекратит убивать из-за обостренного чувства самосохранения.
Свет озарил комнату, разрезая собой темноту помещения. Питеру впервые за несколько месяцев не было холодно, его пальцы не дрожали, со спины не стекала кровь, а из горла не вырывались обессиленные хрипы.
Он медленно подошел к окну, всматриваясь в черноту, застилающую горизонт. Глазам нужно было несколько секунд, чтобы привыкнуть. Пейзаж по-прежнему не менялся — с какой стороны не посмотри — вдали увидишь ту же разворошенную дорогу и пустошь. Только местоположение горящих домов немного сдвигалось.
Питер вгляделся: рядом с домами дрались люди, вцепившись друг в друга, как охотничьи псы в пойманную добычу. Клубящийся черный дым мешал им, затруднял дыхание и вызывал горечь в горле, бил в глаза, заставляя их слезиться. Возможно, благодаря нему они все еще живы.
Казалось, что всё остаётся неизменным, стоит на месте, но все знали, что цивилизация не может находиться на стадии стагнации так долго, и если она не развивается, то начинает деградировать. В их мире места для прогресса не было. Историю уже давно никто не писал.
Дождь усиливался, размягчал грязь на дороге, вымывал из нее сине-голубую глину, легко прилипавшую к обуви. Питер сочувствовал тем людям, которые были обречены на скитание в поисках нового дома. Но никто из них все равно не задерживался в этих местах — жить рядом со «значимыми» означало добровольно податься в рабы.
Парень думал о собаках. Он не знал, что теперь с ними будет, живы ли они вообще. Питер хотел спасти их всех, но не смог…
На западе — в другой стороне — Питер увидел тускло светящую точку, похожую на играющий язык пламени, постепенно затухающий из-за дождя. Возможно, там скрывалась от холода семья: отец и сын сидели, грели руки и ноги, выжимали промокшую насквозь одежду и рассчитывали на сколько дней им хватит оставшихся запасов.