Я хватался за книги, узнавал, что на иллюстрации изображена (к примеру) «Вавилонская башня». Вычитывал всё возможное о библейской истории, о художнике, что воспроизвёл её на холсте, и об эпохе самого художника… Ждал, когда отец вновь заведёт об этом разговор, и я вывалю ему ворох соображений на этот счёт, тем самым повергая, поражая… Однако в следующий раз он показывал мне изображение какого-то индийского божества или египетского храма и с досадой в голосе говорил:
– Как можно этого не знать? Удивляюсь твоему невежеству!
Я углублялся в историю и мифологию, но через неделю он заводил разговор уже о современной живописи или архитектуре – и я снова терпел фиаско.
Даже сейчас не могу точно сказать, делал ли мой отец это спонтанно или то была часть продуманного плана. Так или иначе, его провокации попадали в десятку, направляя мои честолюбие и любознательность в нужное русло. Годам к двенадцати я весьма сносно знал историю, ориентировался в датах, и, наверное, дал бы фору иным выпускникам истфака.
* * *
Это случилось поздней весной. Я учился в пятом классе, с нетерпением ждал каникул и приезда отца из очередной командировки. В тот день, вернувшись из школы, я сразу увидел дорожную сумку, стоявшую в коридоре, пыльные башмаки и тёмно-синий плащ. Волна радости понесла меня к двери отцовского кабинета. Он сидел, склонившись над столом, и разглядывал сквозь увеличительное стекло очередные трофеи, отвоёванные им у земли и песка.
– Мы договаривались, что ты должен стучаться, прежде чем войти, – сказал он, не поднимая глаз.
– Двери были открыты… – пролепетал я.
Радость сменилась обидой: он даже не взглянул на меня, не поздоровался. Хлам прошлых столетий для него, конечно, намного ценней моей персоны. Не говоря ни слова, я развернулся, когда за спиной раздался голос отца:
– Подойди сюда, Серёжа. Я тебе кое-что покажу.
На столе лежали наконечники стрел – восемь штук. Один из них имел на плоскости ряд зазубрин|, по центру был выбит человечек. Руки, ноги – чёрточки, овальная голова. Похоже на детский рисунок.
– Если угадаешь, хотя бы приблизительно, чьи они, один наконечник могу подарить, – сказал отец. – Любой, кроме этого, с рисунком.
Я, конечно, взял тот, который отец держал в руке – с рисунком. Ведь мне точно его не подарят. Повертел в руках и сказал:
– Наверно, Скифия.
– Молодец, – похвалил отец. – Может быть, и век скажешь?
– Век не знаю. Но эти зазубрины и человечка выбил кузнец… Для сына, – внезапно для самого себя сказал я.
– Вот так да! – удивился отец. – Где же ты это вычитал?
Он хотел ещё что-то сказать, но не успел, потому что в следующий момент произошло нечто ошеломившее и его, и меня. Текст, приведённый ниже, строчка за строчкой шёл из моей гортани так, словно некто завладел моим голосовым аппаратом.
Когда последний наконечник был готов, кузнец положил его на ладонь левой руки, которая уже почти месяц не чувствовала ни холода, ни тепла, и поднёс к глазам. Затем вновь вернул его на наковальню и ловко, в несколько ударов, выбил на бронзовой поверхности фигурку человечка.
Вечером наконечники уже блестели на древках оперённых стрел. Сын был готов к отъезду. Взнузданный конь стоял у самых дверей, сбоку к седлу мать привязала котомку, в которой был увесистый окорок, несколько лепёшек и крынка молока. Кузнец протянул молодому воину стрелы и сказал:
– Там есть особенная стрела. Когда ты пустишь её в цель, меня не станет. Я это знаю, потому что долго, слишком долго разговаривал с металлом и огнём.
Сын внимательно изучил подарок и, вставив стрелы в колчан, ту самую – с человечком – трижды обвязал конским волосом.
– Если твоя жизнь зависит от этого, значит, стрела вернётся домой. Будешь жить долго. Сделаешь много стрел и для меня, и для других.
Кузнец улыбнулся. Надежде сына стала в тот миг и его надеждой, хотя о своей судьбе он знал несколько больше, чем знает о жизни обычный человек.
В первый день похода конный отряд, состоявший из нескольких десятков всадников, пересёк лес, где обитали дикие люди, питавшиеся тем, что найдут и строившие свои дома на деревьях. Во второй всадники прошли у подножья скал, где им в спины смотрели камни-оборотни. Лошади пугались, хрипели и шли с неохотой, подгоняемые плетями и бранным словом. Бывалые воины успокаивали новичков:
– Обратно пойдём в обход. Со стадом. Будет легче. Намного легче.
На третий день перед их взорами распахнулась долина, в центре которой змеилась, отсвечивая металлом, река. Здесь они остановились. Едва солнце коснулось верхушек деревьев, они затушили костры и стали готовиться к бою. В глиняные горшки были брошены угли. Заготовлены факелы. Копыта впереди идущих лошадей обмотали войлоком. Сын кузнеца ещё раз проверил меченую стрелу – хорошо ли она привязана к ручке колчана, напоил коня, и когда отряд двинулся вдоль гремящего русла, встроился в его центр, туда, где и положено быть воину, впервые отправившемуся в поход.