— Что вы на меня так странно смотрите Степан? Как будто вызываете на откровение. Извините, просто до вас у меня был довольно-таки сложный кадр. Ваша смена в целом на редкость положительная, вот и сорвался после беседы с подобной мразью. Это абсолютно непрофессионально и недопустимо. Извините еще раз!
— Лёва Новожилов?
— Настоящая фамилия у него другая.
— Я уже догадался. Некоторые люди этой нации бывают поистине несносны.
— Зачем же так! Я знаю много достойных людей из представителей еврейского народа.
Холмогорцев внимательно следил за лицом гэбиста, он явно не врет или просто отличный артист. Хотя хладнокровие вроде как одно из отличительных свойств этой профессии.
— Вы ведь сами, Кирилл Тимофеевич, из какой части вашего ведомства? Не очень-то похоже на человека, занимающегося внутренним сыском и диссидентами.
Полынин удивленно обернулся, затем его губы исказила саркастичная улыбка.
— Вы проницательный человек, Степан. Точно занимались только ремонтом вычислительной техники?
— Кирилл, вы не представляете, каким надо быть проницательным человеком, чтобы вести в нашей стране собственный бизнес. Пройти между Харибдой чьих-то личных коррупционных интересов и Сциллой государевых. Вернее, ложно трактуемых чиновниками под видом государственных. Гипертрофированное понимание собственной значимости и важности для общества — вот бич всех служивых людей в России. Кстати, порок, ведущий свой род еще из глубин седой древности. Обычный гражданин в нашей стране со времен народного веча защищен от государственного насилия крайне плохо. Не обольщайтесь, вашего времени этот факт также касается. Государственное часто ложно ставится выше общественного, интересы же рядового гражданина попросту никого не волнуют.
— Ну вы, — Полынин закашлялся и тут же потянулся за графином, — пожалуйста, так уж не утрируйте.
— Я и не утрирую! — нарочито тяжело вздохнул Холмогорцев. — Сии обстоятельства постоянно возникают вокруг и лезут в глаза. Вспомните хотя бы бессмертные произведения Салтыкова-Щедрина. Наше общее с вами будущее, как никогда подходит под его высказывания.
Степану показалось, что куратор передернул плечами. Видимо, подобное сравнение его глубоко зацепило. Идеалист или искренне верит в собственную службу? Хрен знает, как в эти времена люди в форме относились к своей работе. Это ФСБшники двадцать первого века были в первую очередь верны конторе, её непогрешимости и нахождению превыше всего остального.
— Ладно, не будем ходить далеко да около. Я и в самом деле из несколько другой структуры.
Холмогорцев нахмурил лоб. Честно сказать, он не слишком хорошо разбирался в хитросплетении разведслужб.
— Внешняя разведка?
— Не угадали. Первое главное управление — это наша элита, их слишком долго учат, чтобы дергать на посторонние задачи. Я же служил в Пятом управлении. После известных событий в нем было создан специальный одиннадцатый отдел. Он занимается непосредственно вами, людьми из будущего, так нежданно свалившимися на нашу голову.
— Я еще не полностью разобрался в нынешней политической ситуации в СССР, — начал осторожно Степан, — но в вашей конторе по видимости произошли существенные изменения?
— Да, они есть, и правильно вы заметили, что существенные. Но Степан, пожалуйста, не лезьте туда, куда вас не просят. Это хороший мой вам совет. Времена нынче непростые, многое меняется слишком стремительно. Можно с легкостью попасть под жернова, а оно вам надо?
— Когда они у нас на Руси простыми были?
Полынин раздраженно повернул голову, но Степан уже примирительно поднял руки. Выраженное достаточно мягким тоном предупреждение нисколько не обмануло Холмогорцева, это был прямой и четко высказанный запрет. Черта, за которую лучше не переступать, правила некоей внутренней игры. Все мы по жизни играем какую-нибудь роль в чьей-то игре. Даже короли и президенты зачастую несвободны в выборе и принятии решений. Только истинные лидеры и гении от политики вроде Сталина, Рузвельта и не к ночи помянутого Гитлера смогли запустить в историю собственные игры, заставив мир пойти другим путем.
— Нелегко, наверное, с нами?
— Ну, как бы сказать помягче — непросто. Дело даже не в разнице по времени и мировоззрении. Вы все какие-то другие, — Полынин замолчал, видимо, подбирал нужные слова. — Вам, Степан, покажется странным, но на наш взгляд, вы невероятно свободно ощущающие себя личности.
— Это как? — Холмогорцев от искреннего удивления чуть не уронил пряник в чай, они оба любили после обеда вместе почаевничать.