Это была их последняя линия обороны. Их последняя надежда. Последний заслон, воины которого должны были выстоять или умереть.
Имперские Кулаки были всего в паре часов от того, чтобы окончательно завершить зачистку Ардамантуа и прибавить еще одну строку к длинному списку своих славных свершений.
Это был кровавый эндшпиль. Битва, после которой космических десантников ждал заслуженный отдых.
— Держать строй! — еще раз приказал Резня. А затем, чуть поразмыслив, добавил: — Всем использовать болтеры.
Глава 3
В воздухе висел дым.
Занимаясь приготовлениями к полуденному собранию Сенаторума, сервиторы зажгли лампады на верхних галереях, а также в проходах и альковах Пути Героев, огромные витражные окна которого, чудесным образом пережившие артобстрелы Осады, вот уже две дюжины столетий взирали на величавый парк возле Врат Вечности.
В чадящих лампадах горели камфора и септр, розы и парвум — освященные благовония, зажженные в честь Императора Спасителя. Предполагалось, что их ароматы должны передавать благоухание Его непогрешимо святого Всевечного Тела.
Вангорич не знал, так ли это на самом деле. Он был верховным магистром и поэтому мог попросить или даже потребовать предоставить ему возможность преклонить колена пред Золотым Троном. Мог, но зачем? Покойники его не заботили, какими бы великими они ни были. Куда больше Вангорич интересовался (и даже восторгался) способами превратить кого-нибудь в покойника и помочь тем, кто останется жив.
Этим утром он явился во Внутренний дворец, миновав Западную кустодию и прошагав по тропам за Верхними садами и Стеной Дневного Света. Он немного постоял возле обычной часовни, оставив скромное пожертвование у купели.
Вангорич был не слишком набожным человеком. Нет, верить-то он, конечно, верил, только к религии это никакого отношения не имело. А пожертвовал он, поскольку прекрасно понимал, что днем и ночью находится под неусыпным наблюдением агентов дюжины (а то и больше) различных ведомств и фракций. Было куда проще изображать благочестие, нежели прилагать массу усилий, ежедневно отлавливая и уничтожая шпионов.
Пусть напрягаются недруги. А подобные представления разыгрывать было совсем не сложно.
Дракан Вангорич занимался этим всю свою жизнь.
Он всегда поступал именно так, как от него и ожидалось. Роль же великого магистра (пусть некогда могущественный Официо и считался теперь лишь атавистическим наследием более жестокой эпохи) предполагала проведение встреч — как формальных, так и тайных. Вангорич должен был изображать смирение и ответственность. И ни в коем случае не выказывать жестокосердия и жажды наживы, столь свойственных его конкурентам, ведь великий магистр Официо Ассасинорум не должен иметь подобных пороков. Ему полагалось чтить Кредо.
Все члены Сенаторума причащались или же преклоняли колена у какой-либо святыни, прежде чем занять свои места на собрании, дабы их помыслами и деяниями руководила воля Бога-Императора. Кое-кто даже устраивал из этого целое представление, являясь при полном параде — как правило, в храмовом облачении одного из своих зависших на орбите боевых кораблей; к примеру, так поступал помпезный Лансунг. Да и Месринг был не умнее и вечно приходил в сопровождении разодетых в мантии и золотые шлемы священников-мудрецов, чтобы отслужить молебен в ротонде возле стены Полусферы. Напыщенные идиоты!
Вангорич предпочитал простую одежду аскетически черного цвета, стремясь привлекать к себе поменьше внимания. Кроме того, он посещал простую часовню, предназначенную для будничных молитв слуг и управляющих Дворца. Это было немноголюдное место, представлявшее собой не более чем довольно скудно оформленную клеть. Вангорич прекрасно осознавал, что, остановив выбор на этой часовне, создает себе образ ответственного, скромного и смиренного человека. Кроме того, так он казался окружающим куда более набожным, нежели лорды, превращавшие каждую свою требу в спектакль. Подобное поведение говорило о том, что Вангорич близок к простому люду и чужд гордыни.
Он производил впечатление доброго и благородного, представал в хорошем свете. Вангорича тешила мысль, что все это видят шпионы его врагов. Он знал: их до безумия бесит факт, что он остановился на пару минут в стоящей на отшибе скромной часовенке для прислуги, чтобы помолиться в тишине. Те, кто пытался его подсидеть, не могли найти в нем ни единого изъяна, и это их крайне беспокоило.