Я же считаю, что в СССР, при некотором дополнительном отсеивании, штрафники должны иметь надежду на помилование, скорое и твердое. Поэтому из штрафбата можно выйти:
- по ранению, так сказать, смыв вину кровью;
- по сроку наказания, прослужив весь положенный срок;
- за личную доблесть. И вышестоящие командиры должны знать – само освобождение из штрафбата уже является частичной наградой. И только если подвиг был большим, можно еще говорить о медали или даже об ордене.
Сергей Александрович, выговорив самое важное, замолчал, выжидая, что скажет Хозяин. Еще выскажет «пфе» и кукарекай потом сколько твоей душе угодно!
Сталин же не торопился. Куря трубку, он заметно напряженно думал. Ему самому идея штрафбата понравилась, но тогда почему сотрудники НКВД были против? Есть какая-то тайная темная неувязка, а он просто не видит?
Спросил у собеседника:
- Скажите, товарищ Романов, а чем аргументируют сотрудники НКВД свой категорический отказ от штрафбатов?
- Ничем не аргументируют, товарищ Сталин, - почти с детской досадой ответил Сергей Александрович, просто НЕТ и все, а начинаешь настаивать, пугают тюрьмой и выгоняют из своего учреждения.
Улыбнувшись этой наивной жалобе и прошерстив еще раз предлагаемое великим князем содержание проекта, не найдя ни одной видимой неувязки, Вождь почти наугад спросил:
- А специфика задач штрафбата есть?
- Штрафбат – это общевойсковое подразделение, товарищ Сталин, примерно с полк. Исходя из этого и задачи. Единственные отличия – задачи штрафбата всегда тяжелые, трудные и кровопролитные. Например, это прорыв укрепленной полосы, взятие сильной высоты, отражение мощной атаки. И далее, по решению командующего армией. Я бы штрафников ставил против подразделений войск СС. Те еще сволочи!
- Хм, - хмыкнул И.В. Сталин, примирительно сказал: - то, что многие работники НКВД просто упрямятся и не хотят отойти от простых форм работы, это их дело. Со временем они либо переместят свои понятия, либо мы их переместим со своих постов. Вы же понимаете, что незаменимых людей нет. Да?
Он так требовательно посмотрел на попаданца, что тот автоматически ответил:
- Да, товарищ Сталин!
А про себя все же подумал протестующе:
«Вот придет война с ее огромными потерями и неисчислимыми проблемами, сам поймешь, что это не так. А пока радуйся своим иллюзиям, я тебе не отец и не мать, чтобы учить».
И.В. Сталин же, посмотрев на него, окутался дымом из трубки и неожиданно резко сменил тему разговора:
- Хорошо, товарищ Романов, я в принципе согласен. Дайте мне письменную записку, я еще раз обдумаю, посмотрю на мелкие подробности. А вы, наверняка, сказали мне их не все. А потом решу. И прошу пока реальных шагов не предпринимать.
- Так точно, товарищ Сталин, - послушно сказал он, но в душе недовольно подумал: «Все-таки упрямый, как… как глава государства. Да, а ты чего решил, не девчонку охмуряешь».
Сергей Александрович, думая уже, что время его визита (аудиенции, ха-ха!) завершилось. Он встал и собрался вежливо уйти из кабинета, чтобы не мешать Хозяину, но тот как-то недовольно сказал:
- А вы куда идете, товарищ Романов, я вас еще не отпускал!
Это было так неожиданно, что попаданец смешался, не зная, что делать. Вождь, видя это, смягчился и более мягко предложил:
- Деловой разговор мы с вами закончили, может, пойдем, покушаем, как там в религиозных книгах пишется, «переломим хлеб свой насущный»?
И уже не дожидаясь ответа, решительно вышел во внутреннюю дверь, в другую комнату, оказавшуюся столовой.
Их встретила ничем не примечательная женщина бальзаковского возраста, которая обратилась к Вождю, как все:
- Товарищ Сталин, кушать будете? Есть щи, отварная картошка, колбаса.
Сталин молча кивнул, соглашаясь. Женщине этого было достаточно, она засуетилась, положила на стол почему-то три тарелки, не по числу посетителей, ложки. При чем желания попаданца С.Л. Романова она не спросила. Видимо, такая была практика для гостей – раз пришел с Хозяином в столовую, ешь, не привередничай, это не общепитовская столовая!
Потом принесла черный хлеб и нарезанную колбасу в мелких тарелках, горчицу, домашнюю аджику, какие-то другие пряности в судочках. Были и горячие блюда: щи в кастрюле, которую поставила на небольшую подставку, горячий картофель, видимо, только что приготовленный, с него аж пар шел, положила в глубокую тарелку.
Поставила и две винные бутылки, причем обе с домашними приготовлениями, конечно же, спиртного содержания. Сталин, прочитав на них обертки – листки с машинописным содержанием – одобрительно кивнул.