- Кто ты? - наконец удалось ей хоть что-то сделать - хотя бы и спросить.
Воин усмехнулся, отвесил изысканнейший до полного шутовства глубокий поклон и сказал:
- Всетотжея к вашим услугам!
30.
Что-то странное показалось ошарашенной эльфийке в этом необычном имени, но растрепанные чувства и очумелое состояние не позволили додумать возникшие огрызки мыслей. Просто отметила, что вроде как знакомо это имя или еще что-то, но самого эльфа она видела точно впервые, память на лица у нее была превосходной. Но сейчас было вовсе не до этого.
Перво-наперво, ей, как любой женщине, было просто жизненно необходимо привести себя в надлежащий вид, тем более в присутствии низших.
Единственный, кто никак не обращал на лежащую лекарку пошлого внимания, был толстяк, так неожиданно хорошо известный местной городской охране, а то и тайной страже. Он, морщась и кусая губы, шагал и шагал по свободному пятачку, шатаясь и охая. Но упорно превозмогал свою слабость и последствия парализующей магии илитиири. И Галяэль показалось, что у него с каждым шагом получается все лучше и лучше.
Воин, приведя в чувство Экку, вернулся к эльфийке, небрежно одернул на ней платье, и равнодушно сказав:
- Пошевеливайтесь, надо расходиться - повернулся к полуэльфу.
- Сколько у нас времени - перестав наконец скалить зубы, спросил юнец. Он довольно споро собирал всякие шмотки в комнате.
- Мало. Если кто что заподозрит - так и совсем нету - поморщился дроу.
- Ясно. Как пойдем?
- Двумя парами. Я с Шоргом, ты с эльфиней - как о решенном, сказал воин.
- Ты про гоблинку забыл.
- А ну да, с вами потащится. Ты собирай, что взять надо.
- Доспехи берем?
- А как хочешь. Мне они без надобности. Кошельки я уже забрал.
Юнец не стал терять времени зря, а быстро вытряхнул из доспехов и одежды оба трупа, сноровисто расстегивая ремешки, развязывая завязки и словно горох - луская пуговицами.
- Вот делать тебе больше нечего, балбесу - фыркнул воин, глядя как юнец, не без натуги уложил мертвецов в неприличную позу, которую никак нельзя было назвать двусмысленной.
- Пусть позлятся. Дроу, когда бесятся, от злости разум теряют.
- Ну да, зато и искать будут со всем рвением.
- Ладно, все собрал?
- Да, в общем. Сейчас еще вот эти шмотки заберу.
- Тогда пошли.
Сказать это оказалось легче, чем выполнить. Залезть на чердак для оглушенных вяжущими заклинаниями оказалось очень непросто, особенно трудно пришлось с толстяком. Лестницы-то не оказалось, а с поставленного на стол стула подтянуть свою тушу ему не выходило. Пришлось перекидывать через балку веревку и спускать с чердака в виде противовеса тяжеленный короб с песком, каковой по городскому уложению обязан был иметь против пожара каждый домохозяин, и каковой наконец-то пригодился, хоть и иначе.
С грехом пополам пробрались по запутанному лабиринту этого чердака, потом чердака соседнего дома, спустились на какие-то темные задворки, заваленные всяким хламом, там обеспокоенный чем-то воин поспешно наложил новые обличия - и Галяэль не без удивления увидела, как толстый Шорг превратился в не менее толстую человеческую бабищу. Сынок заботливо напялил на отца громадных размеров грязное платье, накинул на папашу очень потрепанный платок бурых цветов и толстяк теперь стал вылитой базарной торговкой. Экка получила себе облик весьма некрасивой человеческой девчонки, немытой и конопатой впридачу, и соответствующее платьишко, себя Галяэль видеть не могла, но судя по тряпкам, которые ей подал с ироничным поклоном воин со странным именем, она тоже стала человеческой самкой из нижних слоев городской бедноты. Ношеные тряпки даже в руки брать было неприятно, но выбирать не приходилось. Утешало только то, что воин и юнец после переодевания и быстрой работы воина над новым обликом оказались кошмарного вида нищими старушенциями самого гадкого облика.
- Кинжальчик мой любезный верни! - заявила конопатая замарашка голосом Экки.
- Потом - неожиданным мужским баритоном ответила ей ветхая старуха.
Вторая старушенция захихикала, но харя ее осталась совершенно недвижимой.