– Вон там ваша лесопилка? – Дмитрий обернулся к отставшим, когда по левую сторону вдалеке показалась постройка.
Догадаться несложно – а чему ещё быть в лесу? Да и свежей стружкой пахло издалека.
– Ну да. А лесоповал чуть в сторону, в глубине. Там сейчас рубят на пяти участках.
Молча свернули с дороги, и Ясь отстал. Резко захотелось поправить башмак, хотя он пока ещё и не начинал беспокоить.
– О, Ясь? Да неужели на работу? – со смехом бросил рабочий лесопилки, когда проходили мимо.
Ясь громко вздохнул. За него ответил Вол:
– А то!
– Слушай, ты, как видно, не особо-то любишь эту работу, а? – спросил Дмитрий.
Ясь снова вздохнул. Что тут сказать?
– А что тогда не бросишь? Не такая долгая наша жизнь, чтобы её впустую тратить.
Бросить работу? Да как такое возможно? И кто бы ему позволил?
– Нельзя, – Ясь покачал головой. – Каждый должен приносить пользу. Меня вот распределили сюда.
– После сада? – уточнил Вол.
– Нет, сначала к отцу в коровник. А вот уже оттуда – сюда.
– Как так – после сада? – удивился Дмитрий.
– Ну, как только воспитатель видит, что ты уже к работе пригоден – он тебя и направляет. И так и работают все, с сада и до могилы, – тускло объяснил Ясь. – Кто не работает – тому нет места в Оси. Никто не может брать и не отдавать.
– Это верно, – одобрительно отозвался Вол.
– Но зачем заниматься тем, что ты так ненавидишь? Может, где-то ты принесёшь больше пользы?
– Это не нам выбирать. Воспитателям виднее, – повторил Ясь родительские слова.
– Но ведь воспитатели-то эти – наверняка обычные девчонки, откуда им знать, кто к чему пригоден?
Очень радовали слух такие слова – в них Ясю виделось торжество справедливости. Но вслух он сказал другое:
– А что можно поделать?
– Уйти. Это же так просто. Сказать, что больше ты не будешь заниматься такой работой, а выбираешь другую.
– Какую, например?
Дмитрий рассмеялся.
– Ну это тебе виднее. Кто же знает тебя лучше, чем ты сам? Вот к чему у тебя душа лежит?
Ясь задумался. Она лежала к тому, чтобы греться у огня, никуда не спеша. Лежать на тёплой днём блеклой траве, слушая сверчков, отхлёбывая из бутылки и глядя на серо-красное небо в причудливых розовых прожилках. К тому, чтобы танцевать в седьмой день под барабан и видеть улыбки красивых девушек. Ничто из этого, увы, работой быть не могло.
– Значит, тебе нужно это выяснить, – не дождавшись ответа, сказал Дмитрий.
– Зря ты его на подобное поощряешь. От него и так никакого толка, – не удержался Вол.
Визг пилы на поляне затих.
– Ясь? Ну, мастер точно с тебя шкуру снимет, – поприветствовали рабочие.
– Где ваш Яков? – крикнул Вол.
– На пятом участке, там, – махнули рукой в ещё большую глубину.
Мастер Яков пересчитывал, тыкая пальцем, дрова, перевязанные для отправки в город. Их готовились тащить на волокушах двое рабочих, которые сейчас о чем-то спорили поблизости, красочно жестикулируя. Грязная и ужасно тяжёлая работа: пока дотащишь проклятые двора, весь живот надорвёшь, потом несколько дней ноет.
– Это они, что ли, пару солнц назад в третий сарай дрова возили? – спросил Вол.
Мастер вздрогнул, перестал шевелить губами – сбился со счёта – и сморщил розовое безбородое лицо.
Первым он заметил Яся – однако отповедь про спущенную его мастером шкуру так и не успела покинуть рта, потому как следом он увидел и пришлого, и серую мешковину охранника.
– Ещё один пришлый? Сколько же вас явилось! Что, они все же украли наши дрова? – спросил мастер Яков Вола.
Тот не понял вопроса, но нашёлся Ясь:
– А что, они видели в городе других пришлых?
– Не в городе – прямо в нашем сарае! И не они, а я. Я как раз зашёл дрова пересчитать, и увидел того пришлого. Белобрысый такой, здоровый. Возрастом вот как Ясь, – Яков показал рукой. – Я так и понял сразу: дрова наши залез украсть. И пошёл, охране сказать про него решил. Так и украл?
– Подожди: сказать охране решил? И сказал? – уточнил Вол.
– Сказал, – глаза Якова бегали.
– Нет. Ты точно ничего не сказал, – продолжал Вол. – Почему?
– А в чём дело-то? Они что-то украли – а я тут причём?
– Кто украл? Тот, что в сарае?
– Ну да.
– Ты что, с солнца упал? Убили его.
Яков утёр рукавом лоб, переходящий в плешину. Рубаха на нем сероватая, грубая, плохо отбеленная.