Джейн изучила фотографию разбитого кухонного окна и подумала о разбитом стекле на кухне Софии Суарес. Она вытащила фотографии с места преступления Суарес и пролистала их. Она нашла фотографии разбитого дверного стекла и кухонного пола, на котором валялось несколько осколков, но фотографий бокового двора с посыпанной гравием дорожкой, сверкающей стеклом, было только две. Она вернулась к фотографии со взломом дома Долана и нахмурилась, увидев количество осколков, разбросанных по кухонному полу.
— "Мне нужно вернуться", - подумала она.
Фрост уже ушел домой, поэтому она поехала к дому Суарес одна. Было чуть больше шести, когда она остановилась перед домом и вышла из машины. Место преступления было освобождено несколько дней назад, и уборщики биологически опасных материалов уже побывали здесь, чтобы все вычистить и простерилизовать, но швабры и отбеливатели не могли стереть образы из памяти Джейн. Они все еще преследовали ее, когда она поднялась по ступенькам крыльца и открыла входную дверь.
Воздух был резким от запаха химических чистящих средств, и она оставила входную дверь открытой для проветривания. Она задержалась в гостиной, воспоминания покрывали, теперь уже безупречный, пол, изображениями пятен и брызг после ее первого визита. Она все еще могла видеть упавший стетоскоп и тянущийся кровавый след, оставленный Софией, когда она отползала от нападавшего. Джейн пошла по этому запомнившемуся следу через гостиную, мимо пустующего места, где раньше стоял аквариум, и в столовую. Даже здесь, где под телом собралась лужа крови, пол теперь был безупречен.
Хорошая работа, уборщики.
Джейн прошла на кухню. Это была единственная комната, в которой она хотела бы, чтобы уборщики не были столь старательны, однако пол был выметен, а поверхности очищены от порошка для снятия отпечатков пальцев. Разбитое оконное стекло в двери было заколочено досками, закрывающими последний солнечный свет дня, и комната казалась замкнутой. Душной.
Она открыла кухонную дверь и вышла на улицу, ее туфли захрустели по гравию. Именно так, по их предположению, убийца проник в дом. Разбил дверную панель и протянул руку через разбитое окно, чтобы отодвинуть засов. Она вспомнила, что видела осколки стекла на полу здесь, а также на кухне, но теперь они исчезли. Ей следовало бы уделить больше внимания еще тогда, но она была слишком сосредоточена на теле, брызгах и кровавом следе из гостиной. Она пыталась установить, когда был нанесен первый удар. Как началась атака и чем она закончилась.
Она присела на корточки и обыскала гравий, но уборщики тщательно подобрали осколки. Она осматривала все больший и больший радиус и была уже на пути к забору, когда краем глаза заметила, как отражение подмигнуло ей в ответ. Она осторожно выудила осколок стекла, застрявший в доске, и положила его в пакет для улик. Она повернулась и посмотрела на кухонную дверь, которая была в добрых двух ярдах от нее. Стекло не упало к забору; его кто-то туда отбросил.
Она стояла, прислушиваясь к жужжанию насекомых, рычанию транспорта. Даже здесь, в окружении домов, машин и миллиона других людей, можно быть совершенно одиноким. Она чувствовала, как колотится ее сердце, слышала шум крови в ушах, когда думала о разбитых окнах, разбросанном стекле и украденных ноутбуках.
Внезапный громкий стук заставил ее подпрыгнуть. Входная дверь. Был ли кто-то внутри?
Она вернулась на кухню и остановилась, прислушиваясь. Раздавалось лишь гудение холодильника и тиканье настенных часов. Нет более тихого места, чем опустевший дом. Она вошла в столовую и снова остановилась. Поняла, что стоит на том самом месте, где София испустила свой последний вздох. Она не могла не взглянуть на пол и не вспомнить тело, лежащее там, где теперь стояли ее ноги.
Она прошла в гостиную и остановилась рядом с тем местом, где раньше стоял аквариум с булькающим водяным насосом и пучеглазой золотой рыбкой. Входная дверь, которую она оставила широко открытой, теперь была закрыта. Захлопнулась от ветра, подумала она; ничего необычного.
Она все равно прошлась по дому, чтобы удостовериться наверняка. Заглянула в спальни, шкафы, ванную. Хотя здесь больше никого не было, она все еще чувствовала отголоски тех, кто жил здесь, чувствовала их взгляды, наблюдающие за ней с фотографий на стенах. Когда-то это был счастливый дом. Пока не произошло убийство.
Выйдя на улицу, она глубоко вздохнула. Здесь не пахнет химическими чистящими средствами, только знакомые запахи скошенной травы и автомобильных выхлопов. Ее визит не дал ответов ни на какие вопросы, но вызвал новые. Она нащупала в кармане выпуклость пакета с уликами, в котором лежал потерявшийся осколок стекла, который не заметили уборщики. Стекло, которое могло вылететь, а могло и не вылететь из окна в кухонной двери. Стекло могло отлететь так далеко лишь в том случае, если бы окно было разбито изнутри.
И это изменило бы все.
*****************************
Десять
Анджела
Даже с этой стороны улицы я слышу стук молотка. Что-то происходит в доме Гринов, что-то, что приобретает все более и более зловещий оттенок из-за постоянно закрытых жалюзи на окнах. Я стою в своей гостиной, смотрю в бинокль и пытаюсь мельком увидеть кого-нибудь из них, но они упорно остаются вне поля зрения, как и их черный внедорожник, который сейчас припаркован в гараже. Должно быть, они вернули U-Haul в агентство по аренде, потому что перед домом его больше нет. В действительности я так и не увидела, что было в этом U-Haul, потому что Мэтью Грин разгрузил его под покровом ночи — и это еще одна деталь, которая вызывает у меня подозрения, но похоже я единственная, кому это не все равно.
Я опускаю бинокль и беру трубку. Винс тридцать пять лет проработал копом; он знает, что делать. В Калифорнии сейчас на три часа раньше, и к этому времени он, вероятно, уже позавтракал, так что это идеальное время для разговора.
После пяти гудков он отвечает: — “Привет, детка”. Голос у него бодрый, но я знаю его достаточно хорошо, чтобы услышать в нем усталость. Как будто он пытается скрыть от меня то напряжение, в котором он находится. Милый мой Винс, всегда пытающийся уберечь меня от беспокойства. Это одна из причин, по которой я его люблю.
— “Ты в порядке, дорогой?” Спрашиваю я.
Какое-то время он молчит, а потом вздыхает. — «Честно говоря, она не самая простая пациентка, ухаживать за ней нелегко. Я целыми днями ношусь по лестнице вверх и вниз, принося ей то одно, то другое, и она никогда не бывает довольна. И моя готовка, видимо, тоже отстой».
Ну, в этом она права, думаю я, но говорю другое: — “Ты хороший брат, Винс. Самый лучший.”
— “Да, я стараюсь. Но я скучаю по тебе, милая.”
— “Я тоже скучаю по тебе. Я просто хочу, чтобы ты снова был дома.”
— “Ты там хорошо себя ведешь?”
Какой странный вопрос. “Почему ты спрашиваешь об этом?” — говорю я.