— Да, он находится под стражей, — кивнул следователь. — Меня интересует одна деталь…
И он напомнил девушке об Алтаеве, которого выписали из клиники за нарушение больничного режима.
— Звонил Алтаев сюда после выписки? — спросил Шляхов.
— Прямо телефон оборвал, — ответила Проценко. — Все просил позвать Иванова… А я как ни загляну в палату — Владимира Кирилловича нет.
— Сколько раз звонил Алтаев?
— Дня три подряд… Телефон свой просил передать Иванову. Но как я передам, если больной отсутствует?
— Выходит, — с трудом скрывая волнение, уточнил Шляхов, — Иванова не было десятого, одиннадцатого и двенадцатого декабря, так?
— Да. Это я очень хорошо помню. Палата была пустая…
— Как пустая? — удивился следователь.
— Никого не было, — пожала плечами Тамара.
— А Шухмин? — спросил Шляхов.
Для того чтобы Проценко поняла, о ком идет речь, он обрисовал племянника Зыкова.
— Так Шухмина положили к нам потом, позже. Дня через три-четыре.
Это сообщение вносило неразбериху: по документам Шухмин лег в клинику 11 декабря. Выходит, документы не соответствуют действительности?
Олег Петрович вдруг почувствовал себя словно в детской игре «холодно-горячо». На этот раз, кажется, он вплотную приблизился к цели…
Перешли к взаимоотношениям Иванова с Жигалиной. По словам Тамары Проценко, заместитель директора навещала своего пациента и по вечерам. Иногда они уединялись в палате на длительное время. Бывала Жигалина и тогда, когда к Иванову приходили приятели с коньяком. Из палаты номер 215 доносились оживленные голоса…
— Вам было известно, что у Иванова подозревался гепатит? — задал вопрос следователь.
— Впервые слышу! — удивилась Проценко. — Кто же держит инфекционного больного в нашем отделении? — в свою очередь спросила она.
Из дальнейшего разговора выяснилось, что о частых и длительных отлучках Иванова знал почти весь персонал.
— Но почему никто не признался мне в этом? — покачал головой Шляхов.
Девушка пожала плечами.
— Вы пришли и ушли, — сказала она. — А им тут работать. Сболтни лишнее — Жигалина потом… Она такая! Чуть что — выговор вкачу, выгоню… Боятся ее…
— Но вы-то не боитесь.
— А что мне Жигалина? — с каким-то вызовом произнесла Проценко. — Я сама скоро буду врачом… Да и вообще терпеть не могу подхалимаж…
Это был, по существу, первый человек, кто говорил со следователем откровенно и прямо.
Медсестра дала понять, что у нее много дел — дежурство как-никак. Шляхов закончил допрос, попросив девушку прийти в свободное от работы время в следственное управление. Она согласилась.
Дальше события развивались по закону снежного кома.
Изъяв из клинического архива историю болезни Шухмина, Шляхов послал интересующие его документы в научно-технический отдел ГУВД Мосгорисполкома на экспертизу. В ходе исследования было установлено: в записях дат в талоне направления на госпитализацию Шухмина и в истории его болезни имеются подчистки и исправления.
На самом деле Шухмин был направлен и лег в клинику не 11 декабря, а 14-го.
На допросе он признался, что лечь в больницу его упросил дядя, Зыков, соучастник преступлений Иванова.
Подделала документы не кто иной, как Жигалина. Пользуясь своим положением замдиректора, она брала в архиве нужные ей бумаги.
Оставалось неясным, как появились записи в карточке Иванова в кабинете физиотерапии о сеансах УВЧ и электрофорезах 11 и 12 декабря. Однако и это вскоре прояснилось.
Шляхову удалось установить, что медсестра кабинета физиотерапии Баранчикова была на больничном листе по уходу за дочкой со 2 по 21 декабря.
— Как же так получается, — спросил у нее Олег Петрович, — вы были на бюллетене и в то же время делали процедуры Иванову? Ведь в карточке стоят ваши подписи.
Баранчикова тут же призналась, что по просьбе Жигалиной она выписала на имя Иванова липовую карточку, на самом же деле он процедур УВЧ и электрофореза ни 11, ни 12, ни 13 декабря не проходил. Более того, чтобы записи в карточке выглядели правдоподобно, Жигалина дала ей авторучки с пастой разного цвета — черной, зеленой, фиолетовой, синей.
«Разговорилась» и старшая медсестра мужского неврологического отделения Носова. Она «вспомнила», что Иванов действительно отсутствовал в больнице несколько дней, а именно: 10, 11 и 12 декабря. Жигалина чуть ли не каждый час звонила в отделение и спрашивала, не появился ли ее подопечный. При этом сильно переживала, все время повторяя: «Володя так подводит меня, так подводит…»
Когда все в клинике почувствовали, что дни пребывания Жигалиной на своем ответственном посту сочтены, неожиданно вернулась память и к другим нянечкам и медсестрам.
Удалось установить, что Жигалина оказала услугу не только самому Иванову, но и его матери. Замдиректора оформила документы, по которым та якобы находилась на лечении в клинике. По материалам, представленным Жигалиной во ВТЭК, Иванова была признана инвалидом второй группы…
Шляхов вызвал на допрос заместителя директора клиники нервных заболеваний.
— Елена Захаровна, — обратился к ней следователь, — расскажите, пожалуйста, о ваших истинных взаимоотношениях с Ивановым.
— Какие еще взаимоотношения! — возмутилась Жигалина. — Я лечила его, и только!
— А чем объяснить ваши совместные поездки в ресторан «Русь»? — спокойно спросил Олег Петрович. — Причем в то время, когда Владимир Кириллович лежал в вашей клинике и не имел права покидать больницу?.. Почему вы дали ему ключ от своего кабинета?.. С какой целью оставались у него в палате по вечерам один на один?
— Ну, знаете! — аж задохнулась от гнева Жигалина. — Вы… Вы думаете, что говорите?! У меня муж, ребенок!..
— О них вы почему-то забыли, когда обеспечивали алиби Иванову, занимаясь подлогом, — парировал следователь.
Жигалина накинулась на следователя с бранью и оскорблениями, грозила, что будет жаловаться за клевету и ложь. Олег Петрович был готов к этому и молча выслушал ее, дав выговориться. Затем он предъявил показания сослуживцев и других свидетелей, заключения экспертизы. Но Жигалина отказалась отвечать на вопросы Шляхова.
Так продолжалось несколько раз. Но все-таки факты и улики, добытые следствием, в конце концов, что называется, приперли к стенке.
Жигалина призналась, что по просьбе Иванова положила в клинику Шухмина, подделав при этом соответствующие документы. В свою очередь, показания Шухмина должны были подтвердить алиби Иванова. Подтвердила она и то, что по ее просьбе была выписана карточка в кабинете физиотерапии. Одним словом, она полностью шла на поводу Иванова, с которым состояла в любовной связи. Таким образом, алиби матерого и хитрого преступника рухнуло.
Руководству клиники было послано представление, в котором отмечались серьезные нарушения дисциплины в больнице, из-за чего в ней долгое время скрывался опасный преступник.
В отношении Жигалиной было возбуждено уголовное дело. Ей предъявили обвинение в злоупотреблении служебным положением и должностном подлоге. Следствием не было установлено, что Жигалина знала о преступной деятельности Иванова.
— Ну что ж, — сказал Шляхову подполковник Довжук, когда Олег Петрович положил ему на стол материалы по делу. — Считайте, вы экзамен выдержали на «отлично»… Зайдите, пожалуйста, к Папахину — вас ждет очередное задание…
Прошло пять лет… Сегодня Олег Петрович Шляхов — следователь Главного следственного управления МВД СССР. Новые задания… Новые экзамены…
Сергей Львов
ГОСУДАРСТВЕННОЕ ДЕЛО
Мысль записать наши беседы в виде его монолога пришла не сразу. Поначалу я собирал материал для обычного очерка. Но, чем больше я разговаривал с ним, с его товарищами, подчиненными и начальниками, тем больше проникался убеждением, что обычного очерка тут не выйдет. Вкратце, пожалуй, объясню это так: мой герой — герой лишь в смысле журналистском, литературном.