23.7.1930. Прочла вслух «Облако», «Человека» и кусок «Про это».
Смотрели мультипликацию с Володей и всеми писателями на 3-ей фабрике.
Ося увеличивает и в восторге, что хорошо получается.
Утвердили для балета тему «Турксиб».
Невыносимо тоскливо.
24.7.1930. Ося сочинил уже либретто «Турксиб».
Кулешов подарил мне гипсового серебрёного льва, на нем лежит голая женщина, под ним подпись: верь закрученной молве — зверь приручен, ты на льве.
25.7.1930. Осик увеличивает.
27.7.1930. Полночи проплакала.
Встала разбитая. Протащилась сквозь день.
Сегодня напечатано постановление — совсем казенное.
28.7.1930. Завтра пойду в Гиз на счет ак.[адемического] издания.
1.8.1930. Фотографии похожи только если при них живой человек. А так — ни размера, ни объема, ни цвета, ни движения, ни тепла. Слишком условно. Я лучше помню Володю, когда не смотрю на фотографии…
2.8.1930. Соскучилась по Володику — давно очень не видела. Думаю об ак. издании.
4.8.1930. Извещение от ВЦИКа об авторском праве.
Книгу Катанянчика провалили. Черт знает! Печатают в Комсомолке в Мол. Гв. а книжкой не удостаивают!
5.8.1930. Обедали Кирсановы, Петя, Сноб, Катанян. Сема прочел поэму. Про Володю очень хорошо и вообще местами хорошо. Но самые лучшие строчки, просто несравнимые даже, — Володины.
Сразу достала такси, встретила Незиамова, кот. был мне нужен.
Звонили — предлагают ставить «Кармен» — звуковой.
Сема хороший поэт, но уж очень, пока, под Володю!
Волосит, люблю тебя. Когда же ты приедешь? До чего же хочется поговорить про Бульку, про больного котенка на дворе, про Гиз, про Кармен. Люблю тебя, Щенит мой, щекастый большелапый.
6.8.1930. Вымерила с Катаняном нашу будущую квартирку. Вечером дома по масштабу расставляла в ней мебель.
В Володиной комнате завелась моль. Каждый день хожу ее морить. Мне нравится там чай пить, лежать, читать. Как-будто Володик прибрал очень чисто и ушел или уехал в Крым.
10.8.1930. Заседал Реф.
Вчера в Вечерке обругали Кирсанова и не так уж неправильно обругали.
И все-таки ни к чему это — хороший поэт. Володи нет, так за Семку принимаются — такое у меня было чувство, очень не приятное.
Оська весь день ходит, выдумывает сценарий о том как нем. рабочие сами попросили сбавить себе зарплату. Хорошая у него голова! Люблю его и Володика.
11.8.1930. Соскучилась. И улицы и комнаты и мысли и дачи — всё Володино.
Ося делал доклад в Доме Печати о документальном фильме.
Читаю Чернышевского «Повести в Повести». Давно не читала хороших книг, а эта замечательная.
13.8.1930. Ося получил Лейку[121] и на седьмом небе.
14.8.1930. Володя так же хворал, так же старился. Так же трепали нервы никчемные романишки. Так же у него была я, как у меня есть Ося. Он знал, что делал, когда не оставил мне письма. Только люби меня. Люблю и писать мне было не нужно. Я и так всё это знаю.
15.8.1930. Предложила Керженцеву войти в состав редакции ак. издания. Просила взять к себе выставку или хотя бы дать комиссара. Говорила о кабинете при ком. Академии.
Хотят, чтобы я сейчас же начала звуковую «Кармен», с тем, чтобы картина была готова через три месяца.
Боюсь, но надеюсь одолеть.
16.8.1930. Семка читал поэму.
17.8.1930. Составили с Катаняном примерный план ак. издания — 22 полутома, чтобы чаще выходили и дешевле стоили.
Условились завтра договориться в правлении Союзкино.
19.8.1930. В Союзкино сомневаются в том, «поймут ли широкие массы иронию».
Вечером, думала, поговорить об ак. издании, но никто не пришел.
20.8.30. Опять звонили чтобы делали сценарий, что 25-го нужно заключить договор.
Лева видел цифры — Стекл. глаз самая доходная (относительно) лента из всей продукции с 28-ого по 30-й год! Боюсь браться за звуковую. За немую плюс звуковая мультипликация я могла бы отвечать.
Когда поэт грозился: «я сейчас прочту», Володя говорил: — «не прочту, а про что».
Жена говорила любовнице: это он с Вами про Бальзака, а меня матом и дома в одних подштанниках разгуливает (про Ивана Анисимова).
22.8.1930. В Комс. Правде вся лит. страница посвящена Семе. Портрет, статья от редакции, кусок поэмы. Семка как именинник. Его повезли от Комсомолки в Ленинград выступать на заводах, с тем, чтобы опубликовать потом в газете принятые резолюции. Все-таки Володина смерть кое-чему научила. В первую секунду мне стало больно от этой страницы. Клава говорит, что и им тоже.
23.8.1930. Об ак. издании завтра в 2 часа.
24.8.1930. Отдала проект издания. Убеждена, что начнется канитель. Стало не с кем разговаривать. Очень строгое сейчас время. А ведь можно было разговаривать с Шкловским, с Луниным, и со многими еще. Что с ними сделалось? Понимаю Володино нутро как будто это я сама.