О, три дирхема из Тохаристана, миллиметров по 45 диаметром. Здоровые блямбы.
Во, до понара добрались. До верхнего. Довольно плотное полотно, туника без воротника. Ещё один пояс, шерстяной, плетёный с кисточками. А вот это уже проглядывают русские корни — срачица. Она же — сорочка. Снимай-снимай. Я же сказал — всё.
Факеншит! Это ж ещё не всё! Сапоги! Кожаные, с острыми носами, верх обшит красным сафьяном. Ну, и конечно, повилы. Разматывай-разматывай. Свои… трёхметровые.
Всё? Уф… Аж вспотел глядючи. Здешних женщин значительно легче трахнуть, чем раздеть. Значительно.
«Женский костюм подчёркивал здоровье, силу и выносливость. Индивидуальные особенности каждой фигуры нивелировались и подгонялись под устоявшиеся представления о красоте».
Да уж. «Тянет как лошадь» — задушевный комплимент женщине. А «блины» от штанги на шею навешивать не пробовали? Или, к примеру, мельничные жернова? Чтобы подчеркнуть «силу и выносливость».
«Нивелирование»… В смысле — «все бабы одинаковы»? А вот так, если всё снять, без «подгонки под устоявшиеся» — ничего. Смотреть приятно. На мой, совершенно «нелюдский», взгляд.
— Повернись-ка.
Русава будто очнулась. Взгляд заметался по сторонам, она попыталась прикрыться руками. Потом, вспомнив, выдернула из волос штуки четыре костяных изукрашенных гребня и бросила их в кучу тряпья у ног. Волосы рухнули водопадом, закрывая её до колен.
Как девочка. Молодая красивая женщина. Нафига она все эти мешки пыльные с перьями и блёстками напяливает? Прям не мордва, а цыганский табор. Ах, да — «устоявшиеся представления о красоте».
Полон молчал, заворожено глядя на обнажение своей предводительницы. Кто-то из моих начал, было, выражать и громко делиться… Но быстро затих под моим взглядом.
— Скажи остальным сделать так же. И — детей. Быстро. А то — замёрзнете.
Снова — детский плач, визги и ругань женщин. Голые люди, жмущиеся в кучу, собираются под склоном оврага, пытаются закрыться друг другом от холодного воздуха, от наших взглядов.
— Положи руки на темечко.
Русава непонимающе смотрит на меня. Потом исполняет команду. Чуть отвожу её волосы в сторону. Красивые груди. Чуть отвисшие, тяжёлые, с крупными сосками.
— Ах!
Я взял её сосок пальцами и чуть прижал. Она немедленно отшатнулась, оттолкнула, прикрыла грудь руками. Потом, под моим взглядом, снова вернула ладони на голову. И чуть шагнула, пригнулась, ткнулась соском в мою руку.
— В-воевода. Я… я тебя… ублажу. Жарко. Сладко. Как захочешь. Только отпусти людей.
Люди жадно, открыв рты — смотрят. Как чужак лапает их предводительницу. Основная эмоция — страх. С примесью стыда. И жгучего «интереса подглядывателя». Они все всё такое много раз видели и слышали: в «кудо» невозможно спрятаться от сородичей.
«Жертвами насилия рискуют стать дети, психологические границы которых в семье не соблюдаются: ребенка чуть ли не до школьного возраста моют родители, он спит в постели с мамой и папой, родители залезают в его портфель, на его полки. Мама, папа, бабушка и дедушка имеют полное право вторгнуться в любое пространство ребенка. Получается, что у малыша нет „я“. Чтобы ребенок в нужный момент мог сказать „нет“, надо, чтобы он в первую очередь умел говорить „нет“ маме и папе».
Сказать «нет» родителю в «Святой Руси»?! Полная ересь! Да за такое!..
У человека при исконно-посконном образе жизни, особенно — у ребёнка, нет вообще защищённого личного пространства. Особенно — в поселениях типа «большая семья».
Патриархальная семья — рассадник педофилии? «Святая Русь», «Великая Мордва» — инкубаторы извращенцев? — Отнюдь. Потому что многое, что в 21 веке называют — «извращение» — здесь норма. Исконно-посконная. Призывы вернуться «к корням», к духу предков, к «внукам Велеса» или Сварога с Перуном, к истинно арийским или, там, угро-финским, ценностям, означает, в том числе, и возврат вот к таким нормам. А кто несогласен… «Не ослабевай, бия младенца».
Другой вариант «патриархальности» с её непрерывным — «в кругу сородичей».
У меня был знакомый, пожилой мужчина под 70. Всю жизнь он прожил с женой в однокомнатной квартире. С тёщей. Когда его спрашивали:
— Как дела?
Он отвечал:
— Тёща ещё жива.
Тёща дожила до 96 лет.
Здесь живут меньше. Но — также.
«Лапать женщину — право мужчины». Но вот так публично… Ну и что? «Здесь все так живут». Может, нагнуть её и трахнуть? Общенародно? По многочисленным заявкам зрителей.