Случилось так, что Анютка попросилась с ним на рыбалку, стояли июльские, бездождные, парные дни. Они устроились на бережку озера в тихом месте, заросшем пахучим ивняком, клевало плохо, и они стали целоваться… Анютка — он навсегда запомнил ее запрокинутое, побледневшее, с закушенной губой, будто мученическое личико — оказалась смелее его… Она и меньше была взволнована, когда они возвращались оба искусанные комарами, а перед тем как выйти к селу, разделились и пошли разными тропками. С наступлением осенних дождей кончилась и их рыбалка. Недавно Александр узнал, что Анютка замужем и родила двух близнецов… Случилась у него и еще одна «встреча» — именно так девушка из общежития, с которой он ходил на танцы, назвала их тоже недолгую любовь. Все ж таки чувство, оставшееся у Александра от этой тоже беспечально оборвавшейся любви, походило на чувство вины — какой, он не мог уразуметь, А вместе с тем исподволь родилось ожидание чего-то несравнимо большего и словно бы бесконечного. Отчасти в этом была повинна художественная литература — она изображала сложные, часто драматические и, во всяком случае, более содержательные, что ли, отношения. Их притягательная возможность воображалась ныне Александру при встрече (в ограниченном, буквальном смысле слова) с каждой красивой девушкой.
Березовая рощица, куда они вошли, была пронизана, будто лучами красных прожекторов, закатом. И в неописуемом запахе весенней березовой прохлады Александр уловил как бы веяние своего детства, дома, давней безмятежности. Возбуждение охватило его — ему очень захотелось что-то немедленно сделать для прекрасной спутницы, разделить с ней радость возвращения в ту большую семью своего детства; он не понимал, что ему уже хочется понравиться ей.
И-Александр с великим жаром тут же пустился в рассуждения на общие темы. Ибо что еще он мог предложить Ларисе? Он не отличался в спорте, хотя недурно боксировал, и, по существу, он все еще учился на работе — рекордов не добивался, а уж о его внешности лучше было совсем не говорить: рыжеватые космы, веснушки, не сходившие с лица даже зимой, белесая кудрявая поросль на подбородке — следовало бы сегодня, побриться, да не успел… А вот начитанностью и соображениями об идеальном устройстве человеческого общества он, пожалуй, выделялся среди своих сверстников — здесь он был на высоте. Александр и вообще любил эти теоретические рассуждения, подобные высоким полетам в свободное пространство. О коммунизме он думал по-деловому, как о практической цели всеобщих усилий. И это отличало его от иных записных выступателей на митингах, да и не от них одних. Сам он не замечал этого отличия.
— Ты послушай меня, Лариса! Ты только послушай! Первым делом, конечно, все упирается в материальную базу, — заговорил он. — Надо ее укреплять и расширять. Это само собой. Но вот о чем я думал… Не знаю, какое будет твое мнение? Согласишься ты или нет?
Он заглянул в лицо девушки — она слушала, глядя перед собой, с неопределенным выражением. Вечерний свет лежал на ее лице, придав румянцу мягкий оттенок спелого яблока. И на мгновение Александр потерял нить мысли.
— Я об чем хотел?.. Да! У нас большой пробел в пропаганде. И Никифоров не настолько уж виноват. Мы твердим одно: выполняй и перевыполняй. Правильно, конечно, надо перевыполнять. Материальный стимул тоже играет роль — все правильно! Но мы слишком мало говорим о том, как все будет при коммунизме. А надо влиять на сознание людей, надо их воодушевлять. Конечно, бытие определяет сознание, но есть же и обратная связь, как говорится… И мало сказать: «Каждому по потребности, от каждого по способности». Надо разъяснять, что есть еще духовные потребности, не только материальные…
— Твой Никифоров насчет материальных уже усвоил, — сказала Лариса. — Вот насчет духовных…
— Я об том и говорю… Я, знаешь, какую книгу взял в библиотеке? И тебе советую… В ней все социалисты-утописты. Там и Кампанелла, и Томас Мор, и Фурье… Фурье, я, правда, не дочитал… Их не зря называют утопистами — в наше время они, конечно, устарели. Но ведь они хотели, чтобы всем было счастливо. Думали об этом сотни лет назад!.. И по головке их за это не гладили. А кое-что из их писаний можно и нам взять на вооружение… Честное слово! Ты «Что делать?» Чернышевского читала, конечно. Вот такие книжки нужны нам… И побольше.
— Ишь ты, какие книжки читаешь! — сказала Лариса. — Умник!
Теперь она разглядывала Александра — разглядывала с любопытством и с усмешкой. Конечно, он, на ее взгляд, еще зелен, как свеженький огурец с грядки. По летам он был моложе ее всего на год, на два, не больше, но она чувствовала себя намного старше, вполне умудренной своим опытом. Ее внимание привлекли его глаза: очень светлые, почти прозрачные, в которых без особого труда прочитывалось, что было у него на душе. Сейчас Лариса прочла: «Хочу показать себя с лучшей стороны, хочу тебе понравиться». Она не удивилась: так оно и должно было быть… И беззащитная открытость этого признания тронула ее…