Только Саша Хлебников, ресторанный знакомец Уланова, испытывал, по-видимому, истинное удовольствие. Он ерошил всей пятерней свою шевелюру и загадочно-радостно озирал собравшихся.
Откровенный смешок послышался, когда незадачливый автор перешел в рассказе к описанию нравственных качеств людей будущего. У них, по его утверждению, не было разводов, последний случился что-то около полустолетия назад, не было супружеской неверности и свято соблюдалась чистота отношений до брака. В брак люди вступали не раньше определенного, указанного медициной возраста, исключительно по сердечному влечению. И потом не изменяли своему чувству на протяжении всей жизни, а она у них нередко переваливала за сто лет — врачевание, как и другие науки, достигло там необычайного расцвета. И золотые, и бриллиантовые свадьбы праздновались на счастливой планете повсеместно. Не знали в этом высоконравственном обществе ни коварства, ни обмана, какими бы благими соображениями ложь ни мотивировалась. И человек, больной неизлечимой болезнью глубокой старости — это была единственная болезнь, оставшаяся там непобежденной, уходил из, жизни в ясном сознании, как путник, удаляющийся на отдых после длинной дороги. Серьезно осуждалось там всякое грубое слово, особенно если оно принадлежало начальнику и оскорбляло подчиненного, что считалось отягчающим обстоятельством. Порицались невежливость, неуважительное отношение к старшим по возрасту, к женщинам, к детям, даже забывчивость с ответом на письма… И тут уж смех среди кружковцев достиг слуха автора.
Но странно, автор нисколько не обиделся, наоборот. Он поискал взглядом, кого это он развеселил, и сам коротко, обрадованно хохотнул:
— Интересно? Потом будет еще почище, — пообещал он простодушно.
Кто-то из смеявшихся повинился:
— Прости, отец! Читай дальше.
— Читайте, читайте, Тихон Минаевич, — сказал староста, приподнялся и добавил: — Каждому, кто захочет высказаться, будет дано слово.
И Уланова осенило: автора трепало не авторское волнение, а волнение любви. Старик был заворожен красотой, которую описывал, он всем существом верил в нее, потому именно, что он ее добывал. И он любовался самим предметом своего изображения, самой «натурой», как своей осуществленной надеждой… Той, что в далеком далеке мерцала, быть может, еще его деду «глухарю», той, которую собственноручно строил, а потом защищал в кровопролитной войне.
Дальше рассказ быстро пошел к концу и наступила развязка — она была трагической. Пассажиры космолета — двое землян в тридцатилетнем возрасте — премированные этой прогулкой в космос за отличные деловые показатели, попытались одновременно «разбудить» красавицу-экскурсовода, пребывавшую в своем безгрешном сне. Посягнув на нее, они оба потерпели неудачу. Но, как случается порой на Земле, неудача воспламенила их ревность. Они жестоко подрались, и один убил другого — совершилось преступление, подобное первому на Земле братоубийству.
«Едва ужасная весть облетела город, как жизнь в нем замерла — все оцепенели, — прочитал автор рассказа, — остановился транспорт, прекратилась работа в учреждениях и на предприятиях, в магазинах, в ателье бытового обслуживания и т. д. А на площади, где в дикой злобе схватились земляне, стояли в безмолвии у трупа врачи и медсестры «скорой помощи» — их наука была бессильна. Голова мертвеца купалась в застывающей луже крови, вытекшей из глубокой раны. В стороне, попятившись, стоял убийца, вглядываясь безумными глазами в дело рук своих».
Всеобщий ужас, как явствовало из авторского комментария, был вызван тем, что на планете давно и слыхом не слыхали о насильственной смерти. Последний убийца (водитель автобуса, задавивший в нетрезвом состоянии пешехода), как и последний вор (даже не вор в точном уголовном смысле, а тунеядец, влачивший паразитическое существование), как и последний хулиган (мужчиноподобное существо, ударившее на танцплощадке девушку), не смогли пережить морального изгнания, на которое их осудили. Их не отправили в тюрьму или в колонию (места заключения были там упразднены за ненадобностью), но с ними перестали общаться, как с инфекционными опасно больными, ребятишки в страхе убегали от них. И последние преступники покончили самоубийством — выбросились с околоземной орбитальной станции в космическое пространство. Поныне, вероятно, все трое кружат в межзвездной бездне по неведомым орбитам, подобные астероидам, если только их не утащило в «черную дыру».