Все опасения и весь гнев Ираклия сосредоточились теперь на человеке, посягнувшем на благополучие дорогих ему людей. Но кто он был — этот их общий враг, где его искать?
Появилась Наташка и долго болтала о своих делах, о школьном хоре, в котором пела. Потом по звукам шагов за дверями Ираклий узнал, что вернулся с работы отец и прошел на кухню к матери, — он каждый раз неизменно спешил к ней; потом шумела вода в ванной — он умывался, а потом мать позвала детей обедать. И Ираклий внутренне приготовился к тому, что увидит их сейчас, отца и мать, вместе — он собрался с духом…
Обед проходил молчаливо, только Наташка непрерывно трещала. Отец с осторожностью, словно бы с невысказанной просьбой поглядывал на мать; она заметно нервничала — Ираклий напряженно наблюдал все то, что раньше оставалось за кругом его внимания, — отвечала отцу как бы с закрытым взглядом. После того как все поднялись из-за стола и она принялась убирать посуду, а отец стал торопливо ей помогать, Ираклий заметил, что ее глаза на склоненном лице на миг затуманились — может быть, налились слезами. И в его голове отчетливо прошло: «Надо найти того человека… Найти и убить». От этой мысли его обдало холодом — он испугался сам себя. А пока что… пока что жизнь шла как обычно, без каких-либо существенных перемен: каждый был занят своим делом.
Завидев в библиотеке Сашу Хлебникова, Ираклий подосадовал — эта встреча оживила у него стыдное воспоминание об истории с инвалидами; Хлебников, наоборот, даже обрадовался.
— Здоров! Как себя чувствуешь? — и он подмигнул, намекая на недавнее событие.
— Все нормально, — принужденно ответил Ираклий. — А что?
— Ну, был денек… Павловну больше не видел?
— Не видел, нет… — И с желанием исправить впечатление о себе Ираклий пустился в подробности: — Больше не показывалась. Между прочим, она часто гуляет по двору, и все ее обходят. Говорят, она того… — он покрутил пальцем у виска, — …с приветом. Или в наш лес пойдет, сядет там где-нибудь и сидит. Может всю ночь просидеть, если за ней не придут. Говорят, соскочила с катушек.
Хлебников пристально посмотрел на Ираклия своими прозрачно-светлыми глазами, как бы спрашивал: «Кто ты? Что ты собой представляешь?» Кажется, ему не понравилось, как Ираклий рассказывал о безумной старухе.
И тот попытался оправдаться:
— Так все говорят, не я выдумал.
— У нее есть кто-нибудь живой? У Павловны? — спросил Хлебников.
— Не знаю, — честно признался Ираклий. — Говорят, она одна-одинешенька.
— Опять говорят… Что же ты сам знаешь? Скажи вот, почему все так восстали у вас против этого гаража? Кому он может помешать?
— Никому, конечно… Мама сказала, что люди завидуют, — ответил Ираклий. — Завидуют, что инвалиды бесплатно получили машины.
Хлебников помолчал, подумал.
— Может, и так… Все может быть. А тому, что у них ног нет, люди не завидуют?
— Нет, конечно, — Ираклий усмехнулся.
Стоя бок о бок с Хлебниковым, он смог лучше рассмотреть теперь нового знакомого. Скуластенький, веснушчатый, крепенький, с хорошо развернутой грудью, красноватыми вихрами надо лбом, на макушке — «типичная деревня», подумал Ираклий, «Иванушка-дурачок..» А только совсем не дурачок, все примечает своими гляделками…» На Хлебникове была белая рубашка с широко открытым воротом, а поверх — спортивная курточка на молнии — спина из ткани, грудь хлорвиниловая.
— И все-таки нет, — проговорил он, придя к некоему выводу. — Может быть, некоторые и завидуют.. Но это не вся причина. Ребята объясняют: мещанство. А что такое мещанство в наших условиях?.. Ты что взял читать? — спросил он без перехода.
— Я? Да вот… Новая книга, недавно вышла. — Ираклий запнулся. — «Семь императоров». Из истории древнего Рима.
— Интересуешься? Смотри ты…
— А почему я не могу интересоваться Римом? — Ираклий готов был отстаивать свое увлечение.
— Да сколько угодно! История Рима!.. Почему бы и нет? Я и сам, может быть… Но где взять время на все? Где взять время?! — пожаловался Хлебников. — Я, знаешь, читаю по программе, составил себе программу… Мне по русской литературе надо еще уйму прочесть. А ведь кроме русской были еще другие литературы.