— Извиняюсь, конечно! — вздрагивающим голосом продолжал Антон Антонович, он вконец разволновался и встал. — Но это фантазия думать, что все свидетели сговорились. Фантазия и даже поклеп… прошу извинить.
— А я не обидчивая… — сказала Аглая Николаевна, глядя мимо Коробкова. — А только я довольно прожила на свете. Хлебников, может и попугал кого… через своих дружков. Тоже бывает.
Так они пререкались, пока судья хранил молчание; он листал пухлую, подшивку «Дела», кое-что перечитывал, в нескольких местах проставил запятые (найти вполне грамотного секретаря суда на полагавшуюся по этой должности зарплату было нелегко). Но не грамматические ошибки секретаря беспокоили сейчас судью — он искренне остерегался судебной ошибки.
В потоке дел, проходивших через его руки, в этом нескончаемом потоке обманов, обид, лжи и корысти, злобы и покушений на чужую собственность, пьяных и не пьяных человеческих катастроф дело Хлебникова выделялось. Выделялось и по тяжести преступления — судье не так уж часто приходилось обращаться к статье кодекса, по которой оно проходило, и по суровости возмездия, ожидавшего преступника. Оно, естественно, вызывало к себе особенное внимание начальства, знали о нем и в горсуде и в министерстве. И судья без удовольствия, надо сказать, принял его к рассмотрению. Впрочем, при первом знакомстве дело показалось в общем-то несложным: фабула, если прибегнуть к юридической терминологии, была достаточно выяснена, вина подсудимого — очевидна, и подсудимый к тому же не запирался… Словом, оснований для кассации в случае обвинительного приговора не предвиделось. Но к концу этого трудного дня Иван Захарович не испытывал уже той уверенности, с какой утром он открывал заседание. Поведение подсудимого на суде, весь его облик, его личность внушили судье неопределенные сомнения в справедливости своего и не только своего заранее составившегося мнения.
Иван Захарович листал дело, а в памяти его всплывали старые ошибки — и чужие и свои… После двадцати лет судейства ничто, казалось, не могло уже не то что потрясти, а хотя бы удивить. Люди, их внутренние побуждения, подоплека их поступков, их скрытые намерения, их маневрирование в подсудных ситуациях не представляли уже ни тайны, ни особого интереса… А вот этот конопатый мальчишка, так легко сознавшийся в тягчайшем преступлении, возбудил любопытство и, что совсем уж недопустимо для судьи, — нечто близкое к сочувствию… Откуда оно взялось? И вообще, судья не имел права размягчаться — жалеть или не жалеть: он был судьей, стражем закона, и только!
Иван Захарович оторвался от чтения протокола и поглядел на заседателей, на эту непреклонную в недоброй предвзятости женщину из сберкассы, на горячившегося без толку, хотя и симпатичного, бригадира каменщиков… На серьезную помощь от них он не рассчитывал: заседатели — так уж повелось — чаще всего послушно шли за председателем суда, решать приходилось ему.
— Давайте, товарищи заседатели, пройдем еще разок по данным следствия, по показаниям… восстановим последовательно картину, если не возражаете? — сказал он.
Аглая Николаевна неопределенно повела головой, гладко причесанной, с тугим пучком пониже макушки, в который был воткнут дешевый, украшенный стекляшками гребень, — кажется, она считала все это пустой тратой времени, но возражать не стала.
— Да, да, восстановим, как оно было… — тотчас согласился Антон Антонович. — Много туману… А паренек совсем еще зеленый.
— Ну, не такой уж молокосос — должен отвечать за свои действия… — сказал судья, досадуя и на собственную неуверенность. — Девятнадцать лет — я в эти годы…
Он не закончил, снял очки, поморгал морщинистыми коричневыми веками и опять надел.
— Прошу внимания! «Обвинительное заключение», читаю: «…Второго октября вечером, точное время не установлено, Хлебников Александр Иванович в состоянии опьянения пришел в гости к своим знакомым, гражданам Сутеевым Роберту Юльевичу и Катерине Егоровне, проживающим…» Так, в состоянии опьянения, — выделил голосом судья. — Пришел, значит, в гости…
— Откуда известно, что в состоянии опьянения? — перебил его Антон Антонович.
— Из собственных показаний Хлебникова, вы же слышали.
Судья продолжал листать «Обвинительное заключение».
— Между прочим, разное бывает опьянение, — пробормотал как бы про себя Антон Антонович, — свидетели не подтверждают…