Но если он, Уланов, и тот, другой, стали естественными противниками и в конце концов кто-то из них должен потерпеть поражение, сила Ираклия — дерзкого и, в сущности, несчастного мальчишки — заключалась в том, что с ним невозможно было бороться: его слабость делала его непобедимым.
В ресторан Николай Георгиевич приехал к закрытию, двери, были уже на запоре и пришлось стучать и дожидаться, пока швейцар не разглядел сквозь стекло дверей постоянного гостя. Откинув щеколду, швейцар объявил: «Кончен бал, погасли свечи». Он был шутником, этот неунывающий горбатенький пенсионер в парчовой по околышу великолепной фуражке.
— Я на одну минутку, — виновато оправдывался Николай Георгиевич.
Но еще довольно долго он прохаживался в полутемном гардеробе, отвратительно себя чувствуя, пока Мариам убирала с буфетной стойки свой «пьяный» товар и сдавала выручку в кассу. Было близко к полуночи, когда они вышли на улицу, и швейцар, пряча в карман трешку, пожелал им «приятных сновидений».
— Что, что?.. Говори же! — нетерпеливо спрашивала Мариам, встревоженная поздним визитом Николая Георгиевича.
В белому потустороннем свете неоновых ламп она была пугающе бледной. С того дня, как ее стыдная тайна стала известна Ираклию, Мариам неспокойно ждала возмездия. И она не слишком удивилась, когда Николай Георгиевич, волнуясь и не находя верного тона, как о чем-то забавном, о курьезе, поведал ей о сегодняшнем посещении Ираклия.
— Он выглядел, словно явился с вызовом на дуэль, — глаза сверкали… У тебя отличный парень — он пригрозил, что убьет меня. Такой славный петушок! Мне он очень понравился.
— Я ждала, что он… ждала, — тихо проговорила Мариам. — Что-то должно было случиться. Я чувствовала.
— Но почему? — воскликнул Уланов.
— Потому что он все знает про нас, — сказала она.
— Он знает — твой сын?!. Как это произошло?
— Разве важно как? Он знает.
— И ты знала, что он собирается ко мне?
— Нет, этого я не знала. Но я боялась… — Она не окончила и другим голосом, раздражаясь оттого, что вынуждена что-то объяснять своему «соучастнику», повторила: — Ведь Ираклий все про меня с тобой узнал.
— Я не понимаю… Ты ему рассказала? — спросил Уланов.
— Ах, ничего я не рассказывала! Так случилось…
И она почему-то пошла быстрее. Уланов тоже прибавил шаг, нагнал Мариам и взял под руку.
— Ну, успокойся, — попросил он. — Рано или поздно… Куда ты так торопишься? Рано или поздно мы должны были бы…
Она попыталась высвободить руку, и Уланов сильнее сжал ее запястье.
— Ради бога, успокойся, — заспешил он. — Даже лучше, что так случилось. Теперь, наконец, мы должны решить… То есть ты должна решить. У меня все решено. — Он подумал: так ли это? Действительно ли все решено? Подумал, что и своей жене он должен сказать о разрыве, и в его груди словно бы похолодело… Но, видимо, дольше колебаться было нельзя…
— Что я должна решить? — с оттенком раздражения спросила Мариам.
— Так не может продолжаться бесконечно. Мы уже говорили с тобой… — Николай Георгиевич невольно запнулся и утишил, как бы из осторожности, голос: — Ты должна уйти от мужа… А с твоим Ираклием мы подружимся — я уверен. Чудесный он у тебя парень… Почему ты молчишь? Мы должны быть вместе!.. Навсегда, навсегда! — И после паузы добавил, услышав в своих последних словах чрезмерную патетику: — «Так в высшем суждено совете!»
— В каком еще совете?.. В нашем районном или в горсовете? — спросила насмешливо Мариам.