Время, которое Рудра внес в мир, — это обновляющееся проживаемое время, время внутреннего опыта. Оно должно было появиться, когда Рудра, движимый состраданием из-за угрозы тотального вымирания, приостановил и трансформировал его так, чтобы смерть чередовалась с жизнью в повторяющихся ритмах. Время Рудры — это текущая вокруг неподвижного Стхану, сквозь творения, форма его сострадания.
В своих разнообразных попытках сотворить человеческие существа Брахма преуспел, только когда прибег к помощи своего сына-аскета Стхану. Последовательный в своем состоянии и в то же время, казалось бы, парадоксальный в своих действиях — парадокс уже в том, что мы говорим о неподвижном столбе в действии, — Стхану заставил Творца ввести обновление жизни для своих творений. Рудра, отказавшийся творить смертных и тем самым вносить в мир несовершенство и страдания, сотворил бессмертных, свободных от того и от другого. Они были его уморожденными сыновьями, избыточной импровизацией, метаморфозой человеческого состояния, отраженного в уме Рудры и приводящего в движение мир свободы. Потомство Брахмы, с другой стороны, топтало землю и переходило границы пространства и времени. Земля стонала под шагами его отпрысков, и, казалось, этому не будет конца. Бессмертие этой толпы было состоянием ущербным; человечеству недоставало смерти. Брахма начал уничтожение, а Стхану, неподвижный, направляемый состраданием, предотвратил катаклизм. Вопреки своему изначальному намерению, он оказал содействие Брахме в выработке приемлемого для человека положения, ибо предложил проект вечного возвращения, согласно которому каждая смерть ведет к новой жизни.
Время было антагонистом Рудры, который был в самом начале охотником и мстителем. Если бы не его вмешательство, стрела охотника поразила бы мишень, как только Рудра обратил внимание на поведение Отца. Союз отца и дочери должен был быть предотвращен, а семя не должно было пролиться. Время, противодействуя Рудре, содействовало Агни-Рудре, приготовившему семя с целью, чтобы оно было пролито. Время встало между намерением охотника и его мишенью и заставило стрелу ударить в цель в момент наибольшей уязвимости так, чтобы часть семени пролилась на землю. Рудра, страж Непроявленного, разделял его внев-ременность, но, поскольку он играл свою роль, само время измерялось его действиями. Время несло его стрелу со своей собственной скоростью, как оно поступило и со стрелой Кришану. Стражи вневременного Непроявленного были побеждены противодействием времени.
Переход от Непроявленного к проявлению, от надвременного бытия к временному — зона опасная. Рана, нанесенная Рудрой, производила беспорядок среди богов от эона к эону.
Но когда Брахма собирался уничтожить сотворенный им космос, настал черед Рудры вступить в противоборство со временем и включить его в свое бытие.
Хотя время не персонифицируется в мифе сотворения смерти, его присутствие таится в неотвратимости огня тотального истребления, порожденного гневом Брахмы. Стхану, неподвижный столб, в своей неколебимости движимый состраданием к творениям Брахмы, которым грозило полное уничтожение, попросил Брахму даровать им обновление жизни и активность, возникающую из смерти и чередующуюся со смертью и покоем. Для них время не окончится со смертью: они вернутся после периода покоя в новом рождении. Время понесет их через повторяющиеся рождения и смерти к концу эона. Время Рудры — это форма сострадания Великого Бога ко всем существам. Посредством своего сострадания к человеку Стхану внес свой покой в структуру времени. Вместо продления человеческих жизней, отсрочки смерти, время будет приносить вновь молодость и жизнь, соответствующую прошлым деяниям. В нужное время существам предстоят смерть и перерождение. Стхану, в своем бесконечном покое, восторжествовал над Брахмой. Смерть и перерождение с тех пор вплетены в ткань времени благодаря состраданию Стхану к существам. Парадокс отрешенного неподвижного аскета, все же движимого состраданием к его творениям, разрешился в особой форме времени, содержащего в своей структуре неподвижность. Стхану будет стоять до тех пор, пока это вечное обновление не прекратится в конце мира.
Стхану своим участием в жизни существ исполняет надежду, выраженную в Махамритьюнджая мантре Рудры Трьамбаки, чья сила превосходит жизнь и смерть44. Трьамбака освобождает от смерти, ибо смерть перестает быть окончанием жизни. Стхану определяет Смерти ее место в обновлении трансперсональной жизни, текущей здесь и сейчас, в бесконечном повторении, к покою и новому началу — до тех пор, пока великий бог не поглотит в своем танце-аннигиляции бесчисленные высвобожденные им ритмы.