— Мистер Тремон, — сказала судья. — Обвинение готово начать?
— Да, ваша честь, — ответил Тремон.
— Очень хорошо, — сказала она. — Можете вызвать своего первого свидетеля.
Тремонт провел день, загоняя гвозди в гроб Лютера, методично и по одному за раз.
Он делал именно то, что обещал сделать. Он представил каждое вещественное доказательство, улику за уликой, что связывали Лютера с местом преступления. Лютер был запечатлен зернистой черно-белой камерой безопасности, показывающей дальнюю часть переулка, весь забрызганный кровью. Его отпечатки были на орудии убийства, в крови жертвы. Арестовавший его офицер взял образцы крови с его кожи и одежды, и они совпали. Дополнительно он дал показания о прошлой судимости Лютера, которая и привела его в тюрьму еще юношей.
Когда появилась возможность проведения перекрестного допроса, Лютер покачал головой и дождался показаний арестовавшего его офицера, чернокожего мужчины за сорок по имени Дуэйн. Он встал и спросил:
— Когда ты задерживал меня, я был ранен?
Офицер Дуэйн кивнул.
— Вы были довольно прилично избиты. Особенно ваша голова.
— Где именно? — спросил Лютер.
Дуэйн хмыкнул.
— Затылок.
— Были ли другие повреждения на мне?
— Вы были одним большим синяком, — сказал Дуэйн.
— Насколько крупной была жертва? — спросил Лютер.
— Примерно пять футов четыре дюйма, может, сто пятьдесят фунтов.
— Тяжелоатлет или типа того?
— Не настолько, чтобы было заметно, — сказал Дуэйн.
Лютер кивнул.
— Вы меня довольно давно знаете. Откуда?
— Я был тем, кто арестовал вас в первый чертов раз.
— Офицер, — произнесла судья.
— Прошу прощения, ваша честь, — торопливо произнес Дуэйн.
— Я тоже это помню, — сказал Лютер. — По вашему опыту, мог бизнесмен, как он, отделать такого парня, как я?
— Если он не вооружен или натренирован, то нет.
— Еще один вопрос, — произнес Лютер. Он покосился на офицера и продолжил: — Мы живем в одном районе с тех пор, как я вышел. Вы когда-нибудь предполагали, что от меня опять будут проблемы?
— Протестую! — заявил Тремонт. — Он спрашивает чисто гипотетически.
Лютер нахмурился и произнес:
— Местные копы профессионально взаимодействуют с бывшими заключенными на регулярной основе, мэм. Это обстоятельство квалифицирует его экспертное мнение о потенциальном, эм… — он сверился со своими записями и продолжил осторожным, четким голосом: — рецидиве.
Судья посмотрела на Лютера и сказала, обращаясь к Тремонту:
— Отклонено. Вы можете ответить, офицер.
— Нет, — сказал Дуэйн. — Я видел тебя с твоими детьми. Я бы не обвинил тебя в этом.
— В рапорте об аресте, — произнес Лютер, — записано, о чем именно я все время спрашивал офицеров?
Дуэйн откашлялся и поглядел в лежащий перед ним блокнот.
— Да. Подозреваемый всё время спрашивал: «Где она?» и «Она в порядке?»
— О ком я говорил?
Офицер Дуэйн перевернул страницу и прокашлялся.
— Подозреваемый утверждал, что вступил в конфронтацию с умершим лишь после того, как увидел, что тот затаскивал ребенка женского пола, латиноса, лет десяти, в переулок, — прочитал он. — Последовавшее расследование не смогло подтвердить наличие там еще одной персоны.
— Как тщательно они смотрели? — спросил Лютер.
— Прошу прощения?
— Вы меня слышали, — сказал Лютер. — По вашему мнению, как тщательно следователи искали маленькую девочку, которая могла бы очистить от подозрений в убийстве крупного бизнесмена бывшего заключенного?
— Протестую.
— Отклонено.
— Я не детектив, — сказал офицер Дуэйн. — Так что не могу судить. Но я уверен, что они следовали ведомственным рекомендациям.
Мой отточенный дерьмометр, полученный за годы работы в качестве управомоченного, лицензированного детектива, заработал. Копы были тщательны настолько, насколько они могли бы быть, но они не были таковы всегда — вот почему частные детективы оставались в деле, в первую очередь. Это и понятно — в городе размером с Чикаго просто огромное количество дел, детективы просто утопают в работе, и расследования с ранениями ведутся довольно жестко. Преобладание доказательств, отсутствие свидетелей, а также статус Лютера как бывшего заключенного сделали этому делу слэм-данк, низший приоритет — и в большинстве случаев копы были бы правы. После того, как все доказательства были добыты и изучены и должным образом приобщены, копы были более чем уверены, что взяли нужного человека. А там уже гора свеженького правосудия поджидает от имени новых жертв. Даже самые преданные и искренние детективы могли по понятным причинам опустить мяч.
— Разумеется, — сказал Лютер. Он сел обратно и добавил: — Я закончил.
Судья посмотрела на часы и спросила:
— Мистер Тремонт, у вас есть еще какие-либо дополнительные свидетели?
Тремонт выслушал, что ему прошептала ассистентка, и встал.
— Ваша честь, обвинение закончило.
— Стало быть, и мы, — сказала она. — Мистер Лютер, защита может начать это дело с утра. Хотела бы напомнить присяжным, что детали этого дела конфиденциальны и не подлежат обсуждению или разглашению. Мы продолжим здесь в девять утра.
— Всем встать! — произнес пристав, мы встали, судья покинула комнату.
Я нахмурился, когда Лютера вывели из зала.
Что-то здесь не складывалось.
Если Лютер был профессиональным громилой, то у мелкого парня вроде Кертиса Блэка не было против него и шанса. Я знавал достаточно крутых парней, чтобы правильно оценить Лютера. Честно скажу — не хотелось бы мне тягаться с ним мускулами, если этого можно избежать, и это даже сейчас со всеми физическими бонусами, которая дает мне мантия Зимнего Рыцаря. Неважно, сколько ты выжимаешь лежа, некоторые люди чертовски опасны в бою, и ты реально сглупишь, если полезешь с ними в ненужную драку. Я понял, что Лютер как раз из таких людей.
Кроме того, Тремонт был слишком молод, чтобы вести такое первоклассное дело об убийстве. Прокуратура обожает подобные «показательные случаи», на которых могут вволю покрасоваться. Убийцы привлечены к ответственности, система работает, ну и все в таком роде. Такую «конфетку» не отдают молодняку, на чьем дипломе юриста еще не высохли чернила. Значит, мысли ветеранов-законников Чикаго схожи с моими: что-то в этом деле смердит до небес.
Я не дока в юриспруденции, зато могу с успехом защитить диссертацию о тех областях Чикаго, которые никогда не освещаются в вечерних новостях. Если Лютер говорил правду, то Кертис Блэк не мог быть человеком.
Проблема в том, что большинство людей этого не знает. Даже если Лютер говорил правду о Блэке, ему явно не светит извинительное рукопожатие от чикагской правовой системы. Блин-тарарам, даже знающий его коп ему особо не верит. Никто не собирается высказываться в защиту подсудимого.
Если только я это не сделаю.
Он отец. Ради его детей мне нужны ответы.
Выходя с остальными членами жюри из здания суда, я взглянул на часы. Следующее заседание завтра в девять утра. Значит у меня меньше шестнадцати часов, чтобы сделать то, что маги делают лучше всего.
Я ушел и начал вмешиваться в чужие дела.
— Ну как? — спросил я большого серого волка, уже некоторое время рыскающего по переулку.