Подобные размышления вернули ему обычную веселость. К концу завтрака он сказал гостю:
– Как мы проведем день, Арман? Я со своей стороны предлагаю прогулку втроем. Погода благоприятствует, берега нашей речки очень живописны. Что вы скажете об этом предложении?
– Оно мне очень нравится, особенно если вы согласитесь на него, – обратился он с последними словами к Пальмире.
– Прошу покорно! – захохотал де ла Сутьер. – Итак, мы отправляемся через час, а пока я буду следить, как объезжают лучшего из моих жеребцов. Я всегда наблюдаю за выездкой, потому что уверен: Бореас со временем покажет великолепные результаты. Предоставляю вам полную свободу выбора: идти со мной в манеж или пройти в гостиную с Пальмирой, которая развлечет вас музыкой в мое отсутствие. Итак, что вы предпочитаете – манеж или гостиную?
– Ах, разве можно сомневаться в моем выборе, – произнес Робертен. – Счастье слышать…
– Пусть будет по-вашему! – перебил его де ла Сутьер и, потирая руки, захохотал громче прежнего: – В ваши годы, когда я был просто корнетом, я выбрал бы то же, что и вы, но вкусы и мнения меняются с годами!
Арман подал руку Пальмире, чтобы пройти в смежную комнату. Гостиная замка имела такой же мрачный и обветшалый вид, как и все остальные части старого дома. Мебель состояла из дивана и кресел, выкрашенных масляной краской, с обивкой из желтого драпа, полинялого и подточенного молью. Среди этого старого, негодного хлама, за который торговец подержанными вещами не дал бы ничего, выделялся лишь один предмет – дорогой палисандровый рояль.
Пальмира села к роялю и, перерыв все ноты, лежавшие на этажерке, заиграла блистательную прелюдию. Робертен сидел возле нее и следил глазами за проворными пальчиками, белизна которых вырисовывалась даже на фоне слоновой кости.
– Что мне вам сыграть, месье Арман? – спросила девушка с готовностью уверенной в себе актрисы. – Нет ли у вас какой-нибудь любимой пьесы?
– Полностью полагаюсь на ваш вкус. Пьеса, которую предпочтете вы, не сможет мне не понравиться.
Пальмира запела романс, который ей казался вершиной чувствительности и сладкозвучия.
– Ну вот и прекрасно, – сказал де ла Сутьер. – Я удаляюсь, музыка после еды оказывает на меня усыпляющее действие. До свидания.
Неприятные мысли, с утра осаждавшие де ла Сутьера, совершенно рассеялись, но неожиданное обстоятельство опять испортило ему настроение. Он полагал, что жокей-англичанин ждал его в манеже, но оказалось, что Джон забыл про свою обязанность. Он и второй жокей Батист, красовавшиеся во всем блеске своих новых курток и сапог с белыми отворотами, изволили болтать с Женни Мерье, которая сидела на перилах водопоя и кокетничала с ними.
Увидав господина, который быстро приближался к ним с поднятым хлыстом, они бросились врассыпную.
– Сэр! – воскликнул Джон. – Бореас сейчас же будет оседлан!
– Месье! – закричал Батист. – Я бегу чистить Зеноби!
Благодаря своему проворству на этот раз оба отделались шквалом ругательств и угроз, посланным им вслед де ла Сутьером, и исчезли в конюшне.
Женни оставалась спокойной, будто гроза, разразившаяся над ее злосчастными поклонниками, не представляла для нее никакой опасности. Мало того, пока они спасались от разгневанного хозяина, она весело хохотала, и ее звонкий смех сливался с грозными ругательствами де ла Сутьера. Перила, на которых она сидела, были довольно высоки, и крошечные ножки, обутые в миниатюрные ботинки, не касались земли, так что она хлопала ими одна о другую в припадке озорной веселости и заливалась хохотом, закинув назад шаловливую и своенравную головку. Она еще продолжала смеяться, когда де ла Сутьер внезапно перестал бранить жокеев и подошел к ней.
– У вас еще много здесь работы? – спросил он сухо.
– Много, месье, – ответила она развязно, – мне надо сшить несколько платьев хозяйке и другие вещи.
– Жаль, я решил, что впредь здесь будут обходиться без ваших услуг. Сегодня вечером я рассчитаюсь с вами, и завтра вас отвезут назад в город к вашим родным.
– Вы меня отсылаете, сударь? – ответила Женни, не переставая улыбаться. – Это, наверно, шутка?
– Я слишком долго терпел ваше присутствие. Приготовьтесь ехать завтра утром. Я жалею, что одноколка с лошадью садовника на ярмарке в Салиньяке, а то отослал бы вас уже сегодня вечером.
Молодая швея поняла наконец, что хозяин настроен серьезно.
– Боже мой, месье, что я сделала? Разве моя вина, что ваши жокеи бегают за мной, когда я показываюсь на дворе? Я и не думаю с ними заигрывать, могу вас уверить.