– Ты где?
– Сразу за поворотом. Я – весь внимание.
– Что, по-твоему, она там делает?
– Черт ее знает. Может, это церковь какая-нибудь? Зашла помолиться? Не исключено, что она сектантка или что-нибудь в этом роде.
Учитель усмехается.
– Нет, Эдди, она там работает.
– Ты прав. Скорее всего работает на какого-нибудь гуру, который трахает ее по вторникам перед ужином. Слушай, Винсент, на кой тебе сдалась эта баба? С религиозными фанатичками дело иметь нельзя. Они чокнутые, у них мозги набекрень.
Ничего, я им мозги выпрямлю, думает Учитель. Мне поможет простота Безымянного.
Слышится голос Эдди:
– Говорю тебе, она не подходит. У меня на это дело нюх.
– По-моему, Эдди, ты просто струсил.
Учитель сует трубку за пояс. Разговор окончен. Он отправляется в гостиную. Комната захламленная, но довольно уютная. Отодвинув в сторону кипу старых газет и журналов по искусству, Учитель находит розетку. Снимает крышку, пристраивает внутри крошечный микрофон “хастингс 3600” с передатчиком.
На стене фотография. Какой-то тип с собачьими глазами, проникновенно смотрящий в объектив. За ним хижина с соломенной крышей, козы, маисовое поле. Тип одет в рубашку с гватемальским узором. Брат? Любовник?
Учитель вспоминает, что в суде Энни была с латиноамериканской сумочкой.
На всякий случай проводит сканером по фотографии. Потом забирает чемоданчик, поднимается по лестнице в мансарду, где находятся две спальни – матери и сына.
Энни имеет специальную мантру, помогающую ей в подобные минуты. Звучит мантра так: “Я всего лишь компьютер, компьютер и не больше, но через два часа я могу стать художником”.
Она повторяет эти слова вновь и вновь. Закрывает глаза. Концентрируется.
“Я всего лишь прибор для обработки информации…”
Энни сцепляет пальцы, потягивается. Потом открывает глаза и вновь углубляется в работу.
Она моментально превращается в хищного зверя, свирепого демона, безжалостно молотящего пальцами по клавиатуре. С одним заказом она расправляется за минуту тридцать семь секунд, с другим за пятьдесят шесть секунд.
В основном, это заказы на двухкассетный альбом преподобного отца Калвина Минга. Альбом называется “Треснем дьявола по башке!”.
Остальные заказы на не менее популярные опусы преподобного: “Мочалкой по грехам!” и “Скажем “Да! Да! Да! Да! ДА!!! Иисусу!”.
Энни привычным движением вскрывает конверт, вытаскивает квитанцию, читает каракули – некоторые из них поистине ужасны, но Энни привыкла, к тому же достаточно разобрать адрес. Пальцы ее бешено барабанят по клавишам.
Еще восемнадцать заказов, и можно сматываться, думает она.
Она ненавидит эту работу, но задумываться над этим некогда. Если задумаешься – начнется истерика. Будешь колотить кулаками по столу и кричать: “Нет! Нет! Нет! Нет! НЕТ!!! Этой дерьмовой работе!” Только напугаешь бедного мальчика, который тихо сидит в уголочке и делает домашнее задание по математике.
Да и что толку? Лучшей работы ей не найти. Главное – свободный график. Конечно, мистер Слайви – полный идиот, но это разрешает работать в удобное время. Он вообще мирится со многими ее закидонами – а все потому, что она разбирается в делах лучше, чем он.
Энни порхает пальцами по клавишам, набирая скорость. Если соскучившийся Оливер задает ей какой-нибудь вопрос, она отвечает ему, ни на секунду не сбавляя темп. Потом Оливер встает и начинает играть в диковинную игру: три раза прыгает на одной ножке, потом поворачивается и кидает скомканной бумажкой в портрет добродушно улыбающегося преподобного отца.
Энни относится к такому поведению снисходительно. Бормочет:
– Оливер, сядь. Делай математику.
Времени на нотации терять не хочется – осталось обработать всего четыре заказа. Тут звонит телефон.
– Черт подери!
Это, конечно, Слайви.
– Я там оставил для вас стопку… – начинает он.
– Да-да, мистер Слайви, я уже заканчиваю. Оставлю у вас на столе.
– Отлично. Когда вас ждать завтра?
– Завтра меня не будет. Разве вы забыли? Я же назначена присяжным заседателем.
– Да бросьте вы, я же вам сказал – откажитесь.
– Не могу. Это мой гражданский долг.
– Что-что? Гражданский долг? – Он фыркает. Выражает презрение. – А свой долг перед Господом вы забыли?
– Про Господа, мистер Слайви, я никогда не забываю. Как-никак, он платит мне зарплату.
– Кто же будет обрабатывать заказы? Кто будет составлять досье?
– Это может делать Коринна.
– Коринна? Да она идиотка.
– Мистер Слайви, так нельзя говорить.
– Скажите, что у вас семейные обстоятельства. Объясните судье, что вы работаете во имя Господа. Скажите ему…
– Мне пора идти.
– Энни!
– Хвала Господу, мистер Слайви.
Она вешает трубку.
Быстро расправляется с оставшимися заказами. Когда работа закончена, складывает заказы в стопку и относит их на стол Коринны.
Я свободна. Во всяком случае, на время.
Она бесшумно подкрадывается к сыну, заглядывает ему через плечо. Тот рисует Тоннель Проклятых, по которому бежит герой Оксбар со щитом, а рядом с ним – его верный ящер Рог.
Оливер оглядывается, недоумевающе хлопает глазами.
– Мам, ты чего?
– А кто будет делать математику?
– Я делаю английский. Это у нас задание такое.
– Ну да, ври больше. Нам пора.
– Так рано? Может, еще поработаешь? Тут у тебя так здорово, полный финиш.
Учитель открывает дверь в сарайчик, где расположена мастерская хозяйки дома. Нашаривает выключатель, щелкает. Принюхивается, классифицирует запахи: лак, шпатлевка, уголь, глина, мох. А также мех, воск, скипидар, чернила, дерево. Учитель стоит, глубоко дышит. Потом включает полный свет.
Ну и бардак же здесь. Прямо стройка какая-то. Повсюду разбросаны материалы и инструменты.
Взгляд Учителя обшаривает комнату и натыкается на скульптуры, которыми занята противоположная стена.
Вообще-то на скульптуры эти предметы мало похожи. Просто несколько деревянных ящиков, вроде коробок для апельсинов. Щели между досками замазаны, дерево раскрашено, покрыто лаком. Под каждым ящиком короткая кокетливая юбочка.
Учитель подходит ближе, видит, что над одним из ящиков прикреплен вырезанный из газеты заголовок: “КАРДИНАЛ О`КОННОР УТВЕРЖДАЕТ, ЧТО ГОСПОДЬ БОГ – МУЖЧИНА”.
Учитель сует руку под юбочку. Внутри ящика темно, ничего не видно. Потом пальцы нащупывают нечто тяжелое, круглое и мохнатое. Непонятный предмет, подвешенный внутри ящика, величиной примерно с грейпфрут. Учитель шарит по нему рукой, убеждается, что шар покрыт мехом, и тут же натыкается еще на один точно такой же.
Два больших мохнатых шара.
Тут до Учителя доходит: это яйца Господа Бога.
Он громко фыркает, сжимает один из шаров покрепче. У нашего присяжного заседателя есть чувство юмора, думает Учитель.
Снова звонит Эдди.
– Винсент, она вышла. Ребенок с ней.
– Понял.
Учитель напоследок игриво пожимает каждое из “яиц” и подходит к следующему ящику.
– Если она едет домой, сколько у меня времени? – спрашивает он у Эдди.
– Минуты две-три.
Над следующим ящиком обрывок бумаги, на котором накалякано: “МАМОЧКА, ЭТО СКЛЕРОЗ”. Учитель с любопытством лезет под юбку. Внутри нечто круглое и пустое, похоже на череп.
– Она села в машину, выезжает на улицу. Меня не видит. Едет в твою сторону.
Голос у Эдди нервный.
– Послушай-ка, Эдди…
– Что?
– Что ты о ней думаешь?
Молчание.
– В каком смысле? Ничего я о ней не думаю.
– Мне кажется, что ты ее вроде как опекаешь.
– Опекаю? Просто мне не нравится вся эта затея. На кой черт только мы связались с этой полоумной монахиней.
– Не думаю, что она такая уж монахиня. Ребенок-то у нее есть. Значит, половая жизнь ей не в диковинку. Как по-твоему, Эдди, она сексуальная?