26 января 1936 г. Постановлением ЦК ВКП(б) и СНК СССР была образована правительственная комиссия для просмотра и коренного улучшения написанных учебников по истории. Именно в тексте этого Постановления появился злополучный ярлык «школа Покровского», причем в сочетании с уничижительным определением «так называемая».
Доходило до абсурда. Если некий историк – «враг народа», то он непременно принадлежал к «школе Покровского». На историков ЦК натравил К.Б. Радека (писал в «Правду») [599] и Н.И. Бухарина («Известия»). Их статьи оказались очень подходящим политическим гарниром к тому самому постановлению от 26 января. Синхронность их появления однозначно свидетельствует о политическом заказе.
Все буквально осатанели от злобы. Писали М. Каммари [600], А. Щеглов [601], А. Шестаков [602] и еще очень и очень многие. Такое впечатление, что все они давно хотели сказать нечто подобное, да не позволяли. Нет. Окажись Покровский в пантеоне классиков советской истории, те же самые авторы писали бы панегирики в его честь. Так что дело не в «так называемой школе Покровского», а в так называемой советской научной интеллигенции.
Текст этого постановления стал по сути платформой всей последующей критики Покровского.
У этого классика советской притащенной науки не было никаких конкретных научных прегрешений, он работал на идеологическом поле марксизма и как марксист был более чем вменяемым историком. Так что Покровский попал как кур в ощип, но по традициям того времени – вполне заслуженно: он недостаточно возвеличивал гений Сталина, задевал в своих сочинениях весьма деликатные темы да и вообще оказался плохим политиком – прозевал разворот страны от знаменосца мировой революции к промышленно развитой империи, живущей по своим законам.
В общем стал Покровский заурядным «козлом отпущения», хотя и заслуженно, коли сам пытался быть первым официальным историком страны Советов. До 1931 г. все историки были методологически неотличимы от Покровского. Но пришло время, и советской истории отсекли руководящую голову.
Ученики, само собой, мгновенно прокляли своего учителя. А.М. Панкратова, М.В. Нечкина и др. не столько топили Покровского – он уже и так не жил, – сколько спасали себя, ибо им предстояло отмыться перед партией от «покровщины». Панкратову, к примеру, насмерть запугали тем, что арестовали ее мужа, многих коллег и сотрудников, неоднократно прорабатывали ее «непартийное поведение». Это продолжалось до тех пор, пока 27 августа 1936 г. ее не исключили из ВКП(б) и даже насильно выслали в Саратов. Нечто подобное тогда проделывали со всеми наиболее талантливыми учениками Покровского.
В 1937 г., особенно после февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б), тон критики «школы Покровского» стал еще более резким и нетерпимым. Но он приобрел и свой особый, жуткий окрас. Все были люди опытные и понимали: сегодня некий имярек – просто сторонник антимарксистской школы Покровского, завтра – враг народа и имя его должно было быть вымарано из истории. По этой именно причине критика носила характер схоластической демагогии: имена историков не назывались, топтались сами труды Покровского и поносилось только его имя.
В 1938 г. вышел «Краткий курс истории ВКП(б)», в нем Сталина было более чем достаточно. Но именно выход этого «Курса» вызвал к жизни специальное постановление ЦК ВКП(б) от 14 ноября 1938 г. «О постановке партийной пропаганды в связи с выпуском “Краткого курса истории ВКП(б)”». Если что и было отрицательного в исторической науке, отмечалось в этом постановлении, то только потому, что некоторое время назад в ней орудовала «так называемая школа Покровского».
В 1943 г. к очередной годовщине ВОСРа (Великой Октябрьской социалистической революции) академик Б.Д. Греков писал: «Не сразу историки СССР нашли свой путь… Главная помеха в развитии исторической науки в нашей стране и, в частности, в изучении нашей страны – так называемая школа Покровского – была преодолена при содействии И.В. Сталина. После этого наука наша получила широкий простор, освободилась от ненаучного понимания своего предмета и в новом русле потекла широкой рекой…
Разоблачению школы Покровского посвящен специальный двухтомный сборник, составленный Институтом истории Академии наук, – “Против исторической концепции Покровского”. Во всех работах, вышедших после 1934 г. в нашей стране, виден уже совершенно четко новый стиль, свободный от ненаучных тенденций школы Покровского» [603].
После «разоблачительного двухтомника», который явился кульминационным аккордом всего этого крайне позорного для советских ученых действа, поношение Покровского пошло на убыль. Критики более не было. Впрочем и Покровский как бы автоматически перестал существовать в науке. Остался один авторитетный историк – Сталин. Теперь он и только он оценивал мало-мальски значимые работы по истории.