Разрекламированный в печати – по личному указанию Ленина – акт высылки мгновенно трансформировался в долговременную кампанию травли интеллигенции, превращения ее в захребетников, изгоев общества, в выработке у русского человека устойчивого рефлекса презрения к людям умственного труда. Мысль была окончательно загнана в подполье. Туда же, разумеется, свалилась и наука.
* * * * *До конца 20-х годов, как ни суетились большевики вокруг Академии наук, ничего они с ней поделать не могли: она как работала до их пришествия, так и продолжала работать. «Русская Академия наук, – писал в 1923 г. Вернадский, – единственное учреждение, в котором ничего не тронуто. Она осталась в старом виде, с полной свободой внутри. Конечно, эта свобода относительна в полицейском государстве, и все время приходится защищаться…» [219]. Да и центр научной работы все же был в России, а не в эмиграции. Однако «высылка ученых большевиками “исправит” многое…» [220], – с грустной иронией замечает Вернадский.
Еще один варварский метод принудительного оглупления науки изобрели в конце 20-х годов. В высших эшелонах управленческого аппарата ЦИК, ВСНХ и Госплана сразу оценили дальнобойность и пробивную силу идеи 70-летнего биохимика А.Н. Баха. Бывший народоволец, проведший 32 года в эмиграции (1885 – 1917) и не принимавший поначалу большевизм, он, как только режим окреп и сковал железным обручем единоверия научную мысль, вспомнил «народолюбие» своей юности и, как химик, соединил воедино искренний, хотя и надуманный, позыв народников XIX столетия (знание и просвещение – народу) с одной из основных тактических задач большевиков – искоренить свободомыслие русской интеллигенции. В итоге получилась ядовитая смесь из полуобразованных, но зато идейно выдержанных и крайне амбициозных советских интеллигентов, рассевшихся по многочисленным ведомственным учреждениям и институтам и жаждавшим не столько работы, сколько активной деятельности. Их надо было объединить единой целью, дать им максимум полномочий и двинуть эту стаю швондеров в бой с заплесневелой Академией наук. К тому же они лучше, чем кто-либо, смогут обнажить подлинную антисоветскую сущность старой русской интеллигенции и тем самым идеально подготовят общество к восприятию задуманных взбесившимся ленинизмом [221] политических процессов.
Речь идет, как читатель уже догадался, о Всесоюзной ассоциации работников науки и техники для содействия социалистическому строительству в СССР, или – по привитой нам любви к аббревиатурам – ВАРНИТСО.
7 апреля 1927 г. в Москве прошло совещание крупных аппаратных тузов, одобривших иезуитскую идею Баха и принявших решение: ВАРНИТСО быть! Ее крестными отцами стали: сам А.Н. Бах – член коллегии ВСНХ, Б.И. Збарский – заместитель председателя президиума коллегии Научно-технического управления ВСНХ, А.Я. Вышинский – ректор I МГУ, Ф.Н. Петров – Глава ученого комитета при ЦИК СССР, В.М. Свердлов – председатель коллегии НТУ ВСНХ, А.А. Яриков – председатель бюро съездов Госплана [222]. По заведенной советской традиции – инициатива наказуема! – Баха поставили во главе рожденного им монстра.
Идея этой Ассоциации оказалась как нельзя кстати. В декабре 1927 г. XV съезд ВКП(б) потребовал усилить борьбу с враждебным влиянием интеллигенции на социалистическое строительство. Ясно, что лучшего цербера для этой цели, чем ВАРНИТСО, было не сыскать. Ее потенциальную значимость большевики оценили сразу. Недаром устав ВАРНИТСО рассматривался на совместном заседании Совнаркома и Совета Труда и Обороны. 21 февраля 1928 г. он был утвержден. А уже 23 – 26 апреля созывается Первая конференция ВАРНИТСО. На ней избирается президиум во главе с Бахом, принимается решение о создании «первичек» по всей стране и о выпуске собственного издания.
Большевики дали деятелям ВАРНИТСО практически неограниченные полномочия. Они имели возможность не только идейно, но в самом прямом смысле слова терроризировать ученых. ВАРНИТСО была задумана как ГПУ в науке и по сути стала таковой. Это не эмоции автора. Это – факты истории. В апреле 1929 г. ВАРНИТСО вызвала на соревнование ГПУ: кто больше выявит вредителей. Проводился и активный обмен кадрами между этими родственными организациями. Те из членов ВАРНИТСО, у кого был развит нюх на вредителей, становились штатными сотрудниками «орга-нов», а «органы», в свою очередь, сплавляли всех бездарей в ВАРНИТСО. Так наука стала активно засоряться сотнями неприкасаемых недоумков, чувствовавших себя в научной среде подлинными господами положения. Впоследствии и из них вылущилась армада научной номенклатуры.