Нашлись и противники «мичуринской биологии»: Б.М. Завадовский, И.А. Рапопорт, С.И. Алиханян, И.М. Поляков, П.М. Жуковский, А.Р. Жебрак, И.И. Шмальгаузен, В.С. Немчинов.
На заключительном заседании, когда Лысенко с гордостью заявил, что его доклад прочел и одобрил сам товарищ Сталин, весь зал встал и загромыхал овацией. Генетики почувствовали дыхание Колымы. Жуковский, Алиханян и Поляков попросили слова для покаяния.
А далее?13 августа в Институте философии АН СССР состоялось специальное совещание. Выступили академики Г.Ф. Александров и М.Б. Митин, академик ВАСХНИЛ И.И. Презент и еще многие. Все отметили выдающуюся роль в развитии советской науки доклада Лысенко. Решили укрепить сектор философии естествознания биологами лысенковской школы. Им было не стыдно. Они были «верующими» учеными.
Даже профессор А.Р. Жебрак 15 августа 1948 г. напечатал в «Правде» письмо, в котором свое отступничество объяснил членством в партии: «Я, как член партии, не считаю для себя возможным оставаться на тех позициях, которые признаны ошибочными Центральным комитетом нашей партии».
Началось настоящее пиршество «мичуринской биологии». Все наперегонки, в кровь расшибая лбы, стремясь первыми доказать свою преданность, а главное принадлежность к подлинной советской науке, начали открытую «охоту на ведьм» из лагеря вейсманистов-морганистов.
Избыточное послушание, как всегда, проявила советская Академия наук. 24 – 26 августа под председательством президента С.И. Вавилова непрерывно заседал Президиум. Обсуждали вопрос «О состоянии и задачах биологической науки в учреждениях Академии наук СССР» [443]. Речи держали министр высшего образования С.В. Кафтанов, министр сельского хозяйства И.А. Бенедиктов, министр совхозов Н.А. Скворцов и еще более десяти рядовых академиков. Именно постановление, принятое Академией наук, «спровоци-ровало развязывание психологического террора во всех уголках нашей страны» [444].
26 августа 1948 г. постановлением Президиума освободили Л.А. Орбели от должности академика-секретаря Отделения биологических наук. Реакция почетного члена АН СССР (с 1942 г.), президента Лондонского королевского общества нейрофизиолога Генри Дейла была такой же стремительной: он попросил не считать его более членом советской Академии. В письме на имя С.И. Вавилова Генри Дейл указал, что разногласия с Т.Д. Лысенко не могут быть поводом для столь резких дискриминационных акций против академика Орбели: «… Из заявлений самого Лысенко ясно, что его догмат установлен и насильно введен Центральным комитетом коммунистической партии как отвечающий политической философии Маркса и Ленина. Многие из нас, г-н Президент, с гордостью считали, что в науке, общей для всего мира, нет политических границ… Однако теперь эта наука должна быть отделена от советской науки и порицаема как “буржуазная” и “капиталистическая”… С тех пор как Галилей угрозами был принужден к своему историческому отречению, было много попыток подавить или исказить научную истину в интересах той или иной чуждой науке веры, но ни одна из этих попыток не имела длительного успеха. Последним потерпел в этом неудачу Гитлер. Считая, г-н Президент, что Вы и Ваши коллеги действуете под аналогичным принуждением, я могу лишь выразить Вам свое сочувствие» [445].
10 января 1949 г. Г. Дейла исключили из советской Академии наук. «Обосновал» это решение А.И. Опарин. Его поддержал… академик Л.А. Орбели, генерал-полковник медицинской службы, между прочим. Текст постановления встретили бурной овацией всего зала (Как тут не вспомнить кадры неувядающего фильма М. Ром-ма «Обыкновенный фашизм». Немецкие академики были все в военной форме, советские – не все. В этом – основное отличие).
Л.А. Орбели на посту академика-секретаря Отделения биологических наук сменил верный «мичуринец» А.И. Опарин. Сняли академика И.И. Шмальгаузена с поста директора Института эволюционной морфологии им. А.Н. Северцева. Почти во всех институтах биологического профиля ликвидировали подразделения, в которых велись работы «не по Лысенко». Перетрясли планы работы ученых советов, уже объявленных совещаний и конференций; сменили состав редколлегий всех биологических журналов. Но самым страшным (по последействию) был полный пересмотр учебных планов изучения биологии в университетах страны.