Для большевиков подобное – живительный бальзам и неоспоримое «научное» доказательство не только верности их идей, но даже своеобразное оправдание насильственной власти. Понятно, что Марр для них оказался бесценной находкой.
Академик Н.Я. Марр, отдавшись во власть марксистско-ленинского учения, прошел вместе с ним полный эволюционный цикл: марксизм – марризм – маразм. Это не ёрничество. Шведский лингвист Ханнес Шельд писал еще в 1929 г.: «Если отслоить общие формулируемые положения марксизма, образующие внешний научный каркас фантазий Марра, в итоге останется только марризм. Мне кажется, что его лучше называть маразмом» [464].
Умер Н.Я. Марр в 1934 г. Умер в зените славы. «Новое учение о языке» на долгие годы стало путеводной звездой филологов. И хотя идея построения социализма в одной стране, пришедшая на смену идее о мировой революции, не нуждалась в лингвистических изысках Марра, его имя оказалось крайне нужным уже окрепшему поколению его учеников. Именем Марра, как дубиной, теперь глушили инакомыслие в языкознании. Культ имени Марра был так силен, что лингвисты уже и не вспоминали, что возможны и другие подходы к языку, кроме «классового». Они уже не замечали, что работают в полностью обезмысленной науке. Тем более, что дело Марра подхватил его верный последователь академик И.И. Мещанинов.
И тут случилось поразительное. Науку о языке спас… Сталин. Нет, он, разумеется, ничего нового этой науке не дал, но он низверг культ Марра, а это уже полновесный вклад.
* * * * *Теперь – подробности. Сначала попробуем ответить на вопрос: в чем причина появления марризма и ему подобных интеллектуально-идеологических извращений? Профессор В.А. Звегинцев считает, что и лысенковщину, и марризм, и «школу Покровского», и уродство Пролеткульта и т.п. «находки» большевизма следует связать с неистребимой потребностью «сводить любое научное содержание к идеологическому потенциалу» [465]. В другой работе В.А. Звегинцев детализирует свою мысль: «…феномен марризма был далеко не единичным явлением, а одним из составляющих культа единой руководящей и господствующей идеологической доктрины» [466].
Как бы эту доктрину не называть, но бесспорно одно – в ее основе лежал «метод» диалектического материализма. В советские годы познание научных истин могло идти только сквозь его призму. Добавлю от себя, что помимо диалектического материализма для «правильного» развития науки необходим был еще синдром вождизма, который у корифеев советской притащенной науки сидел в крови.
И еще одно, объединяющее все перечисленные явления свойство – все они представляют типичную лженауку (за исключением, пожалуй, одного М.Н. Покровского). Можно долго искать грань, отделяющую науку от ее антипода. Но одна бесспорна: то, что для науки – проблема, для лженауки давно известно и очевидно, ибо для лженауки вообще не должно существовать, так сказать по определению, никаких проблем. Причем сама эта очевидность подавалась всегда так, что ни проверить ее, ни опровергнуть было невозможно. Когда же сменился политический режим страны, некоторые из «величайших достижений советской науки» оказались замурованными в клетку лженауки, куда доступ был разрешен лишь историкам. Ранее, когда все эти «достижения» были «на плаву», лысенковщина и марризм олицетворяли собой не только «прорыв» в конкретной научной области, но и политическую линию партии в идеологической ориентации всей советской науки. Так, «новое учение о языке» Марра являлось «единственно возможной теоретической базой для языковой политики» [467].
Конечно, Н.Я. Марр был ученым с отчетливо проявленным экспансионистским началом: своим «новым учением о языке» он хотел подмять все мировое языкознание – не вышло. Тогда он задавил им всё и всех в пределах Союза, кто так или иначе мог попасть в сферу его амбиций. А они были неуемны – и в науке, и в административном рвении, – Марр возглавлял все, что ему предлагали, не отказываясь ни от чего. Такой «предметный вождизм» был на руку большевистской элите, ибо вся их властная пирамида строилась на этом: следить проще, управлять проще, да и раздавить проще, когда время придет.
Так, к 200-летнему юбилею Академии наук был выпущен специальный справочник «Наука и научные работники СССР» [468]. В нем можно прочесть, что в 1925 г. академик Н.Я. Марр занимал 17 руководящих должностей, из них три – директорских (директор Яфетического института, директор до 1930 г. Публичной библиотеки в Ленинграде и директор Института национальностей СССР). А вот еще несколько: Марр был председателем Центрального совета научных работников (до 1931 г.), членом Ленсовета; с 1928 г. он во главе секции материалистической лингвистики Коммунистической академии общественных наук, а с 1930 г. Марр еще и вице-прези-дент Академии наук СССР и председатель Организационно-пла-новой комиссии Академии; в 1931 г. он избирается членом ВЦИК и ВЦСПС [469].