Один раз мы так увлеклись поцелуями в палатке, что сожгли мясо. Пришлось вытащить нож, привязать его к древку и идти ловить рыбу. Матвей наблюдал со стороны, сначала подшучивал, но потом замолчал, как только первая лоснящаяся рыбина вылетела на берег, трепыхаясь. Его восторгу не было предела, хотя чистить он её явно не умел: обляпался чешуёй с ног до головы так, что потом пришлось стирать вещи и мыться, зато поели сытно.
Матвей выпросил у меня орудие ловли для осмотра, покрутил в руках, внимательно изучил рукоять и лезвие. Не знаю, что он хотел найти, но какое-либо клеймо или опознавательные знаки на ноже отсутствовали. Все оружие джетов всегда оставалось безликим, отличалось особой прочностью и походило на стандартное вооружение любой армии.
- Хороший нож, Паша.
- Отличный, - подтверждаю, упаковывая клинок в кожаные ножны.
- Ты его всегда с собой носишь. Подарок?
- Скорее, наследство.
- И где же учат так ловко обращаться с оружием?
- Папа любил охотиться, брал меня с собой.
- Ты почти не говоришь о родителях.
Пожимаю плечами.
- А что говорить? Они погибли, я остался жив - не слишком веселая история.
- Так и есть, но почему-то я не видел у тебя ни одной их фотографии.
- Мне они не нужны, я и так помню, как они выглядели. И что за допрос с пристрастием? Возможно, мне просто не хочется бередить старые раны, – выкрутился я и, подорвавшись, пошел к воде, на ходу стягивая одежду. – Я купаться… Ты со мной?
Матвей внимательно посмотрел на меня и пошел следом.
Потом мы долго плавали, сидели у костра, целовались, в общем, отлично проводили время, только вот меня не отпускало ощущение, что парень понял, что я ему вру и многое не договариваю. Скоро он спросит прямо, и я не знаю, что ему ответить. Не то чтобы к джетам относились плохо - за прошедшие годы после войны все привыкли, что мы живем среди людей. Многие вовсе не прятались, но большинство предпочитало маскироваться, как я. Не все люди готовы узнать, что соседствуют с головорезом, прошедшим войну, как бы ни говорили о терпимости в нашем обществе, косые взгляды, неприятие, страх и любопытство - извечные спутники тех, кто выделяется из серой массы обывателей - таков закон природы.
Существовали и еще менее прозаичные вещи - каждый из нас подписывал бумагу о неразглашении сведений: нам запрещалось распространяться о том, чем мы занимались во время войны, очень многие люди сделали себе карьеру на крови и бесчисленных жертвах, а мы прямые свидетели и исполнители приказов. Так что лучше притворяться простыми обывателями и не отсвечивать, так всем было спокойней.
Как-то вечером Матвей чинил защелку в ванной, которую в очередной раз вырвал случайно, ударил молотком по пальцу и выдал витиеватые ругательства, бросил инструмент и сел в кресло, дуя на пострадавшую конечность.
Я молча вытащил аптечку, обработал ему руку, заклеил пластырем, затем подобрал молоток и пошел доделывать задвижку. И тут меня огорошили.
- Паш, ты девственник?
Я ударил по гвоздю слишком сильно, чуть не расплющив крепление, и в изумлении повернулся к соседу.
- С чего вдруг такие вопросы?
Ухмыляется и глазами меня так и поедает.
- У меня есть свое мнение, но удовлетвори моё любопытство.
Отворачиваюсь и доделываю работу, потом кладу молоток в ящик для инструментов и отвечаю осторожно.
- Если ты спрашиваешь, имел ли я с кем-нибудь добровольный сексуальный контакт, то нет.
- Понятно, - выдыхает, встает и обнимает меня со спины, сцепляя руки на животе, кладет подбородок на плечо. Горячий, он всегда такой горячий, большой, сильный, и когда я почти расслабляюсь в его руках, он тихо продолжает. - А недобровольный?
Все-таки заметил оговорку, волчара!
Дергаюсь, не пускают, лишь притискивают сильней. Пытаюсь вырваться, но меня настолько крепко держат, что бескровными методами освободиться не получится. Не хочу делать ему больно. Не заметил, как начал задыхаться, теряя контроль - он все же вывел меня из равновесия. Теплые губы обласкали шею, руки поглаживают живот, и ласковый шепот на ухо:
- Тише, тише, Паша. Ответь, мне нужно знать. Ты ведь дичишься не просто так, да и проблемы у тебя не на пустом месте. Может, авария и виновата, но ведь не только она? Я прав? И исчезаешь ты неизвестно куда два раза в месяц, уезжаешь на междугороднем аэрокаре.
- Не твое дело! Отпусти! – процедил я, сквозь зубы, пытаясь разжать хватку.
- Не отпущу!
На меня находит холодное спокойствие.
- Ладно, сам напросился, - бью его локтем в бок, выворачиваюсь, заламываю одну руку за спину и сжимаю пальцами плечо рядом с ключицей, если пережать - он потеряет сознание, а так - просто не может двигаться. – Не смей. На меня. Давить. Никогда. Ты только что потерял все доверие, которое успел заслужить! - цежу холодно, потом отпускаю его, хватаю рюкзак и выбегаю на улицу.
Мне надо проветриться. Душно, и щеки почему-то горят, моё имя несется в след немым укором. Что ж я творю? Знал ведь, что ничем хорошим это не кончится. Ох, и правильные вопросы ты задаешь, Матвей. А что я ждал? Парень и так со мной носился, как с драгоценностью. Даже самому недогадливому будет понятно, я ему не просто нравлюсь, чувства глубже, многогранней. И надо ведь так случиться, что он залез под кожу так незаметно, ненавязчиво, вытащил из нутра самое больное, позорное, то, что ноет постоянно, цепляет по нервам и не дает покоя. Я ожидал совсем других вопросов. Идиот.
К любимому дереву не пошел, он меня там в два счета найдет, прогулялся по парку и сел на скамейку. Вечер, народ снует туда-сюда, никто не обращает на меня внимания. Сумасшедший дом какой-то. Внешне я спокоен, а внутри - буря. Сейчас бы пробежаться на полной скорости, чтобы ветер в лицо, или сходить в тир и пострелять по мишеням, или, на худой конец, подраться, только с равным, чтобы выложиться на двести процентов. Так ведь нельзя. Ничего нельзя, заметят, заподозрят. Как я устал носить маску, и, похоже, потерял единственного человека, который хотел узнать меня поближе.
Ветер доносит знакомый аромат, напрягаюсь, слыша шаги, на плечо ложится рука, поднимаю глаза.
- Ты же обещал не бегать от меня, Паша.
========== Восемь ==========
Смотрю на него и не могу оторваться, дыхание у Матвея сбито - бежал, сердце стучит взволнованно, серые глаза выжидающе смотрят, а рука сжимает плечо в попытке удержать на месте.
Молчим, пялимся друг на друга. Да он ведь перенервничал! Запах страха все еще окутывает его тонкой дымкой, не за себя боялся, за меня. Внутри разливается тепло, оказывается, это приятно, когда о тебе беспокоятся.
Поддаюсь порыву и трусь щекой о теплую руку, парень потрясенно выдыхает, разжимает хватку, пальцами мимолетно проходится по волосам, успокаивая.
Секунда, и он садится рядом, плечом к плечу. Мне неловко, не знаю, что сказать.
- Я не хотел отвечать на вопросы, но и не сбегал, - выдал правду для разнообразия.
- Хорошо.
- И ты не услышишь от меня подробностей, по крайней мере, не сейчас. Но да, ты был прав.
- Хорошо.
- А про поездки я расскажу тебе позже. Мне нужно еще немного времени, чтобы все обдумать.