— Насчет прошлой ночи...
— Забудь об этом, – бью я.
— Мне не следовало этого делать, – добавляет он. — Я имею в виду, я плохо с тобой обращался.
— Может быть, будет лучше, если мы притворимся, что этого не было, – вздыхаю я. — Я бы предпочла стереть прошлую ночь из памяти. Всю.
Его реакция на мои слова сбивает меня с толку. Я ожидала, что он согласится, но вместо этого он выглядит раздраженным, и это старое мерзкое высокомерие Ройса Хантсмена возвращается галопом. Его лицо каменеет, когда он рявкает:
— Готово. Я был пьян и нуждался в легком перепихоне перед футбольным сезоном, а ты просто случайно оказалась там.
Его слова режут, как точенный кинжал, и меня раздражает, что он оказывает на меня такое влияние.
— Там были другие девушки, которых ты мог бы выбрать, но вместо этого ты провел весь вечер, подливая что-то в мой напиток. Уродливой девушке со шрамом. И ты не казался таким пьяным, на самом деле ты был довольно трезвым.
Его ноздри раздуваются от гнева.
— Не льсти себе. Тебя трахают мои братья, так что я подумал, что с таким же успехом могу окунуть свой фитиль и в это отверстие.
— Забавно, как мы договорились забыть прошлую ночь, и все же ты продолжаешь вспоминать об этом, – взрываюсь я, указывая пальцем на его лицо.
Лейн возвращается в разгар спора со стаканом воды и сэндвичем.
— Я вижу, вы двое ладите, как обычно, – издевается он над нами.
Мы замолкаем, но я могу сказать, что Ройс возбужден, готов взорваться.
— Давай поторопимся и покончим с этим делом, чтобы я мог уйти, – ворчит он.
— Я поддерживаю это, – плюю я в него, и он бросает на меня странный взгляд.
— Это ты так чертовски долго выкладываешь историю, – рычит он на меня.
— Хорошо…Тогда я буду говорить быстрее, – огрызаюсь я на него.
— Хорошо, – огрызается он в ответ.
— Хорошо, – последнее слово остается за мной, что его раздражает.
— Выпей немного воды и съешь что-нибудь, Чар, – советует Лейн, протягивая мне стакан воды и сэндвич. — Не торопись.
Ройс закатывает свои темные глаза и что-то бормочет себе под нос, пока я откусываю маленький кусочек от своего сэндвича, хотя подступает тошнота и страх скребет по спине.
7
— Итак, ты сидела в саду дома Алана Лонгмайра с его пистолетом в руке... – Лейн ретранслирует. — Что произошло потом?
— Я нажала на спусковой крючок, – отвечаю я, и в комнате становится устрашающе тихо, и я откусываю еще один кусок своего сэндвича, не глядя на их лица, медленно пережевывая. Трое мужчин передо мной подобны статуям, застывшим, неспособным пошевелиться, или, может быть, они с опаской ждут, когда я продолжу.
По коридору к нам приближается еще больше шагов, и Даз поднимает ладонь, призывая меня замолчать, хотя я уже сделала паузу. Он высовывает голову за дверь, просто чтобы посмотреть, кто это, приветствует кого-то, приподнимая брови, затем снова закрывает дверь.
— Подожди, пока они уйдут, – предлагает он, и мы слушаем стук шагов по половицам, пока они не затихают вдали.
— Ты убила его? – Ройс первым преодолевает напряженность в комнате.
Я вздыхаю, отчаянно пытаясь держать себя в руках. Я действительно не уверена, что смогу сделать это, не разрыдавшись.
— Нет. Первый был промах, и вот тогда он... – Так трудно произносить слова.
Лейн читает мои мысли:
— Это когда у тебя появился шрам?
Я киваю.
— Это был он? – Даз бьет. — Это был гребаный Алан Лонгмайр?
Я снова киваю.
— Черт, хорошо, что он мертв, потому что я бы, блядь, разорвал ему горло и выбросил его извивающееся тело в реку, – рычит Даз, его руки сжимаются в кулаки, а костяшки пальцев белеют от того, что он так сильно сжат.
— Говори потише, – рявкает на него Ройс, а затем поворачивается ко мне. — Он порезал тебе лицо?
— Да, – вздыхаю я и понимаю, что моя рука прикрывает шрам на щеке, как будто это было только вчера. Я даже чувствую кровь, текущую между моими пальцами, и боль, я никогда не смогу забыть эту боль, удивляясь и надеясь, что все не так плохо, как кажется.
Я продолжаю, все еще держась за щеку:
— Он бросился ко мне, схватил за волосы и вырвал у меня пистолет. Я думала, что все кончено. Я думала, он собирался убить. Но вместо этого он ставит меня перед зеркалом в ванной в полный рост и проводит линию по моей щеке.
Лейн вскакивает на ноги, борясь с этой новой информацией, и обхватывает руками мое дрожащее тело. Я чувствую, как его сердце быстро колотится у моей груди, а его твердое тело сотрясается так же сильно, как и мое. Несмотря на то, что он держит меня, я оцепенела, нереальна, все еще переживая тот момент, когда он взял нож и разрезал мою кожу.
Я никогда в жизни не забуду его слов.
— «Твое наказание», – сказал он, – Я дышу в грудь Лейни, — «твое наказание - это потерять красоту, чтобы ты стала самой уродливой девушкой на свете».
Жизненная сила покидает меня, и я начинаю чувствовать слабость. Я смотрю налево, на Ройса, и вижу лицо, полное сострадания, но также и гнева, разочарования. Его темный пристальный взгляд встречается с моим на несколько секунд, прежде чем он опускает глаза.
— «Теперь каждый раз, когда ты смотришь на себя в зеркало, ты будешь вспоминать человека, который оставил тебе этот шрам, – сказал он». – Я говорю, когда Лейн гладит меня по спине, шепча на ухо:
— Все в порядке, Чар. Его здесь нет. Все в порядке.
— Однако кое-кто еще хочет моей смерти, – вздыхаю я, снова бросая взгляд на Ройса.
— Я думаю, живой ты для них дороже, Шарлотта, – говорит Ройс снисходительным тоном.
— Ты думаешь? – С надеждой спрашиваю я.
— Да, – отвечает он. — Так как же Алан Лонгмайр оказался с пулей в сердце?
— Чувак, – Даз нападает на своего старшего брата, — ты такой чертовски невнимательный. Разве ты не видишь, что она расстроена?
— Все в порядке, – говорю я, все еще оцепенев, слезы за много миль от меня, а стены этой комнаты колышутся, как простыни, подвешенные на веревке. — Пока он наслаждался кровью, отхлынувшей от моего лица, раздался звонок в дверь, и он остановился. Это был папа. Я просто знала, что это был папа.
Я могу сказать, что он не собирался открывать, пока мой отец не начал колотить в дверь и выкрикивать мое имя. Он знал, что мой отец был крепок и вышиб бы дверь, если бы заподозрил, что его дочь в беде.
— «Оставайся здесь», – сказал Алан. Он вышел из ванной, а я схватила полотенце и прижала его к порезу. Я чувствовала слабость, но я знала, что это был папа у двери, и я должна была как-то привлечь его внимание. Это было либо сейчас, либо никогда.
— Как только Алан открыл дверь моему отцу, я закричала "Папа", и он протиснулся внутрь. Когда он увидел, что я стою там с окровавленным полотенцем у лица, появился лев-защитник, требующий рассказать, что произошло. Он заметил пистолет в руке Алана, и между ними завязалась драка. Мой отец легко одолел высокое, худощавое телосложение Алана. Пистолет выбило у него из руки, он покатился по кафельному полу и остановился прямо у моих ног.
Осторожно я подняла пистолет и прицелилась в корчащееся тело Алана.