Сначала заперев свою комнату, я сбегаю вниз, чтобы встретить Лейни, который поднимается по ступенькам, прекрасно выглядя в своем обычном черном на черном наряде.
— Эй, – зову я. — Ты меня подвезешь?
— Да, – отвечает он с улыбкой, низко надвинув на голову черную бейсболку, отбрасывающую тень на глаза. Черная футболка с рельефными, покрытыми татуировками мышцами, черные джинсы и черные армейские ботинки. Я вздыхаю, окидывая взглядом это тело. Он был первым Хантсменом, в которого я влюбилась, и занимает особое место в моем сердце, и, как ни странно, я чувствую, что переношусь в тот момент, когда мы с Лейном натворили чего-то нехорошего в ванной паба.
— С Дазом все в порядке? – Я спрашиваю его.
— Да, он в порядке. Ему нужно поработать над заданием, а у Ройса сегодня позже игра.
— Правда? Должны ли мы быть там, чтобы наблюдать?
— Не-а, это просто игра со следующим классом ниже, тренировочный матч или что-то в этом роде. – Он легонько похлопывает меня по пояснице под пристальным взглядом Чейза – наркодилера и девушек, играющих в футбол. Как только мы садимся в его фиолетовый «Понтиак», он снимает кепку, наклоняется и целует меня в щеку, и я застенчиво опускаю голову.
Он заводит автомобиль и громко ревет двигатель, и как раз перед тем, как он собирается отъехать, он поворачивается ко мне и заявляет:
— Помнишь, когда ты в последний раз была в «Понтиаке»?
— А… – я изо всех сил пытаюсь вспомнить. — Боже, когда это было? Давненько не виделись.
Он включает передачу и отъезжает к концу дороги, притормаживая на перекрестке.
— Ты не помнишь? – он звучит обиженным или, по крайней мере, притворяется обиженным, поскольку Лейн ни на что не обижается.
— Эм, нет, – и мне интересно, к чему он клонит.
— Когда ты вломилась в мою машину, чтобы открыть багажник и достать фейерверки, – объясняет он, и я сдерживаю смешок.
— Как я продолжаю тебе говорить, я ничего об этом не знаю, – нанесла я ответный удар. Теперь моя очередь притвориться оскорбленной, хотя это не так. Серьезно, я думаю, что это чертовски забавно, и, судя по ухмылке на его лице, он тоже.
— Конечно, ты не знаешь, – бормочет он, и чистая радость вскипает во мне без всякой причины, кроме того, что Лейн рядом со мной. Я протягиваю руку, обнимаю его за шею и целую несколько раз в щеку и затылок, пока его лицо не становится красным от румянца.
— Я не могу вести машину, Чар, когда ты пристаешь ко мне.
Я заливаюсь смехом и отстраняюсь, чтобы мужчина мог дышать и видеть, к чему он клонит. Эта его улыбка такая красивая и редкая. Редко можно увидеть Даза без улыбки, но Лейн – полная противоположность, поэтому я чувствую себя привилегированной, когда он удостаивает меня этим.
— Однажды ты признаешься в этом, – напевает он.
— Никогда, – огрызаюсь я в ответ, и он откидывает голову назад и злобно хихикает.
— Ты только что призналась в этом, сказав, что никогда бы в этом не признаешься, – его глубокий, хрипловатый голос звучит так сексуально, когда он смеется и говорит одновременно. Это все равно что слушать одного из тех старомодных киноактеров в черно-белых фильмах, курящих сигары и пьющих виски.
— Здесь так шумно, что я едва слышу хоть слово из того, что ты говоришь, – спорю я, ущипнув его за подтянутое бедро и получив щипок в ответ на своем бедре. — Ты собираешься остаться в доме на некоторое время?
Его энергия мгновенно меняется, переходя от дня к ночи, и эта улыбка исчезает, сменяясь классической гримасой Охотника.
— Ты остаешься на ночь?
— Я не уверена. Это зависит от того, в каком состояние мама. Я полагаю, она будет там одна? – Спрашиваю я, раздумывая. Мне не нравится, что она одна в этом огромном доме, но когда Роберт там, это заставляет меня нервничать еще больше, потому что я не уверена, что Роберт в глубине души имеет лучшие намерения.
Лейн пожимает своими прекрасными плечами.
— Понятия не имею.
Оказавшись на открытой дороге, Лейн включает радио и кивает в такт играющей рок-музыке. Я не знаю большинство групп, которые ему нравятся, но я готова запоминать. И потом я проклинаю себя за то, что так думаю, когда моим приоритетом всегда должно быть выбраться из Аддингтона.
Я смотрю на это лицо, на эти темные глаза, сосредоточенные на дороге, и думаю, что буду скучать по нему, по его прикосновениям и запаху. У него самый восхитительный аромат свежего дерева и сигарет, который напоминает мне о хороших вещах … временах с моим отцом, до …
Мама права. Лейн мне как отец. Та же тихая натура с тяготением к громким двигателям и хэви-металу, те же затравленные темные глаза и татуировки, расползающиеся по коже. В основном, Лейн обладает той надежностью, в которой я полагалась на своего отца. Он всегда был рядом в мои самые мрачные моменты, точно так же, как был Лейн. Однако, когда я уйду, а я должна уйти, я попрощаюсь со своими самыми большими союзниками, хотя вначале они были моими злейшими врагами. Но мне трудно не сводить глаз с приза, с моего побега, когда я поворачиваюсь спиной к трем мужчинам, которые полностью изменили мою жизнь к лучшему.
Но план на сегодня – тихо поговорить с мамой, чтобы выяснить, нужно ли ей возвращаться со мной в Новую Зеландию. По общему признанию, было бы в сто раз легче уйти без нее, но я боюсь того, с чем я ее оставляю. Я не могу рассчитывать на то, что мальчики присмотрят за ней, поскольку они навсегда переедут в Аддингтон-Сити или, возможно, вообще уедут, как только закончат учёбу.
Я опускаю окно, чтобы впустить свежий воздух в душное помещение, поскольку утреннее солнце поднимается все выше в небо, и рука Лейна находит мое бедро. Стая черных птиц пролетает по небу, возможно, начиная миграцию с наступлением более холодного времени года, пока я с пустым сердцем мечтаю о Веллингтоне и тете Би.
Красный сарай, стоящий посреди поля, казалось бы, заброшенный без всякой цели, привлекает мое внимание без всякой причины, а просто потому, что он красный. Я не помню, чтобы видела это там в последние два раза, когда я выходила этим путем, но тогда мой разум, вероятно, был отвлечен сотнями миллионов других вещей.
Амбар появляется и исчезает, окруженный зелеными пустыми полями со странным торчащим деревом, но по какой-то причине я оборачиваюсь, чтобы взглянуть еще раз. Когда я снова поворачиваюсь лицом вперед, что-то бросается мне в глаза на одном из пустых полей.
— Лэйн, – кричу я, и он чуть не съезжает с дороги в шоке от внезапного срыва моего голоса.
— Твою мать, – он презирает меня.
— Туда, Лейни. Поворачивай назад.
— Зачем? – спрашивает он, оглядываясь назад.
— Машина, припаркованная в поле…. – Он хмуро смотрит на меня и продолжает ехать вперед, пока я не добавляю: — темно-синяя. – Лейн жмет на тормоза, разворачивает «Понтиак» и направляется обратно туда, откуда мы приехали.
— Вон там, – указываю я, – ты можешь видеть крышу над травой.
— Хм, – ворчит Лейн, останавливаясь на обочине дороги рядом с полем, — следы шин на траве выглядят свежими.
Я открываю дверь, выхожу на мягкую, свежую траву и начинаю шагать к машине, а тяжелые шаги Лейна раздаются прямо за мной. Когда мы добираемся ближе, мне становится очевидно, что это та же машина, на которой ездили шантажисты. Темно-синий седан с разбитым задним стеклом. Я не могла вспомнить номерной знак в ту ночь, когда они приехали в Кэм-Холл, чтобы напугать меня, но когда мы смахнули траву с заднего бампера, номера были сняты.