— Чар? –
— Что?
— Почему ты лжешь мне? – он кажется обиженным, и его голос немного срывается, когда он говорит.
— Я не лгу.
Эти изумрудно-зеленые глаза за стеклами очков смотрят, как я съеживаюсь и на несколько мгновений прячу свое лживое лицо.
— Что происходит, Чар? – спрашивает он.
— Ничего. В любом случае, ты хочешь чего-нибудь еще, потому что мне нужно побыть одной, – говорю я ему, все еще избегая его взгляда.
Он наклоняет голову и хмурится. — Ты просишь меня уйти?
— Да, – быстро отвечаю я, складывая руки на груди.
— Прекрасно, – огрызается он, поднимаясь на ноги и занимая все пространство в моей тесной комнатушке. Я сильно прижимаюсь спиной к стене, чтобы он мог пройти и подойти к двери. Но вместо того, чтобы повернуть ручку, он выхватывает телефон из моих рук и держит его на расстоянии вытянутой руки, так что я не могу дотянуться.
— Даз, пожалуйста, верни мне мой телефон? – Умоляю я, вскакивая на кровать, чтобы дотянуться.
Он выходит из моей комнаты, я следую за ним, его голова опущена, он прокручивает мой телефон, и паника пронзает меня изнутри. Я хватаю его мускулистую руку в попытке отобрать свой телефон, но это бесполезно, потому что он слишком силен.
Он вскидывает голову и с озабоченным видом потирает рукой свою квадратную челюсть.
— Лига справедливости? – говорит он, показывая мне фотографию на моем телефоне, отправленную анонимным мудаком, на которой я лежу на полу в доме Хантсменов с надписью «ЛГУНЬЯ», возле меня.
— Пожалуйста, я хочу вернуть свой телефон, – требую я, протягивая руку, ожидая, когда он передаст его мне. Но вместо этого он обнимает меня за плечи и ведет к двери.
— Давай поговорим об этом, – тихо говорит он, когда один из моих соседей по комнате бежит вверх по лестнице.
— Ты видел это раньше? – Спрашиваю я, как только дверь за нами закрывается. Кажется, он не удивлен этим изображением, но внезапно становится на взводе.
— Да, – отвечает он и садится обратно на кровать, похлопывая по месту рядом с собой, чтобы я села.
Я вздыхаю и опускаюсь задом вниз рядом с ним, и он притягивает меня ближе, прижимаясь губами к моему виску.
— Лейн сказал мне, что кто-то шантажирует твоего отца информацией обо мне.
Его мягкие влажные губы все еще приклеены к моей коже, когда он отвечает:
— Да. Лейн сказал нам, что у него была беседа с тобой.
— Это была та штука, которой шантажист угрожал Роберту? – Осторожно спрашиваю я.
— Ах, – его губы отрываются от моей кожи, в то время как его рука поглаживает мое колено в попытке утешить меня. — Однако мы не уверены, в чем заключается ложь.
— Они готовы сообщить вам эту информацию? – Я спрашиваю. — Я имею в виду, сказать, в чем заключается ложь.
Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но вместо этого прочищает горло, и мне интересно, что он на самом деле хотел сказать.
— Я действительно ненавижу это, Чар, – говорит он. — Я ненавижу то, что они делают с тобой.
— Какой информацией они шантажировали Роберта? – Почему они не говорят мне?
— В чем заключается ложь? – отвечая вопросом на мой вопрос, что немного раздражает.
— Я не знаю, – честно отвечаю я. — Они не дали мне намного больше информации, чем эта.
— Тем не менее, ты та, кто, по-видимому, сказал эту ложь, так что попробуй догадаться, Чар. Какую ложь они имеют в виду? – он сухо настаивает.
— Что это, испанская инквизиция? – Я огрызаюсь в ответ.
Он нетерпеливо выдыхает, пытаясь сохранить хладнокровие.
— Я не смогу тебе помочь, если ты не скажешь мне, что происходит.
— Мне не нужна твоя помощь, – огрызаюсь я, чувствуя, как вокруг меня смыкаются стены. Почему он так настойчив в этом? Может быть, он подталкивает меня признаться во лжи ради его собственных скрытых целей. Я бы хотела полностью доверять мужчине, стоящему передо мной, но я не могу. Я не могу.
— Очень жаль, – наносит он ответный удар. — В тот день, когда эти придурки отправили моему отцу электронное письмо с угрозами о тебе, это стало нашей проблемой.
Мой нож лежит на прикроватном столике, и я осторожно придвигаюсь к нему поближе.
— Я сказала тебе, что не знаю, какую ложь они имеют в виду, – шиплю я.
— Что? – рявкает он. — Это больше, чем одна ложь?
— Я закончила этот разговор, – пронзительно кричу я, хватая нож в руку и приставляя его к его горлу, когда на его лице появляется разочарование.
— Ты мне не доверяешь? – спрашивает он, сидя спокойно, едва вздрагивая от ножа, прижатого к его горлу.
Я вздыхаю.
— Я не могу позволить себе никому доверять.
— Почему? – спрашивает он.
Я облизываю нижнюю губу, чтобы увлажнить пересохший рот, беру в горсть его густые волосы и сильно дергаю.
— Пожалуйста, уходи.
— Нет. Ответь на мой вопрос, – ровно требует он. Несмотря на то, что я дергаю его за волосы, кажется, это не причиняет ему боли. — Почему ты не можешь позволить себе никому доверять?
— Я просто не могу, – выдыхаю я. — Пожалуйста, оставь меня в покое.
— Скажи мне, в чем заключается ложь, – в его голосе нарастает гнев.
— Нет.
— Значит, ты знаешь, о какой лжи они говорят, но не можешь сказать мне? – рычит он.
— Я понятия не имею, о чем они говорят. – Ложь, ложь, ложь.
— И все же... они хотят справедливости, – утверждает он. — Итак, почему это должно быть? Для чего эти долбоебы хотят справедливости?
— Я. Не. Знаю. Сколько раз я должна это повторить?
— Я собираюсь продолжать спрашивать, пока ты не дашь мне честный ответ.
Я рычу от разочарования в глубине моего горла.
— Нет. Покинь мою комнату. Немедленно.
— Нет. – Его ноздри раздуваются в вызове. — Ты думаешь, что умеешь обращаться с этим ножом, но ты слишком напугана, чтобы использовать его должным образом.
— Слишком напугана, да? – Шиплю я, еще сильнее дергая его за волосы, одновременно глубже прижимая лезвие к его коже. Я ни в коем случае не хочу навредить милому Дазу, но он не оставляет мне выбора.
— Скажи мне, в чем заключается ложь, – рявкает он, его большая рука находит мое запястье с ножом и сильно сжимает его.
— Здесь нет никакой чертовой лжи, – кричу я ему в ответ, когда он легко отводит мою руку с ножом от своей шеи, хотя я использую всю свою силу, чтобы бороться с ним. Я дергаю его за волосы еще немного, отказываясь отпускать, в то время как мой нож вырывается из моих слабых рук и отбрасывается в другой конец комнаты.
В этих плутоватых изумрудных глазах появляется искорка, и я знаю, о чем он думает. Он немного ворчит, когда я снова дергаю его за волосы, и оценивает, как далеко находится нож, чтобы я могла схватить его снова.
— Отпусти мои волосы, – требует он, когда усмешка расползается по лицу впервые с тех пор, как он заметил сообщение от анонима.
— Нет, и почему ты так на меня смотришь? – Я шиплю.
— Без причины, – невинно говорит он, хмуря бровь, когда его рука пробирается между моих ног.
Прикусив нижнюю губу, я подавляю вздох и другой рукой хватаю его за мочку уха, затем впиваюсь ногтями в его кожу.
С его улыбающихся губ срывается ворчание.
— Ты причинила мне сильную боль, – шепчет он.
— Моя работа выполнена, – отвечаю я, когда его рука исследует пространство между моими ногами. — Ты можешь сейчас уйти.