Рука Люси лежала поверх моей, пока она помогала мне кормить Тэлон. Ее прикосновение было мягким, нежным, и моя неприветливая душа на удивление доброжелательно его принимала.
— В чем твоя самая большая надежда?
Ее вопрос привел меня в замешательство.
— В смысле?
— В чем твоя самая большая надежда в жизни? — снова спросила она. — Моя мама всегда задавала нам, девочкам, этот вопрос.
— Я… у меня нет надежд.
Уголки ее губ опустились, но я постарался не придавать значения ее явному разочарованию в моем ответе. Я не из тех людей, что надеются. Я из тех, что просто существуют.
Когда Тэлон доела, я передал ее Люси, и она, подождав, пока малышка отрыгнет, положила ее обратно в кроватку. Мы вдвоем стояли, склонившись над колыбелькой, и смотрели на отдыхающего после еды ребенка, но ком в моей груди, появившийся после рождения Тэлон, по-прежнему не исчезал.
Малышка слегка поморщилась, и на ее личике появилась гримаса неудовольствия. А потом вздохнула и погрузилась в сон. Мне было интересно, снится ли ей что-нибудь, когда она закрывает глазки, и появится ли когда-нибудь в ее жизни самая большая надежда.
— Ух ты! — сказала Люси с легкой улыбкой. — Она хмурится, прямо как ты.
Я усмехнулся, и Люси тут же повернулась ко мне.
— Прошу прощения, ты только что… — Она ткнула меня пальцем в плечо. — Грэхем Рассел только что смеялся?
— Кратковременное помутнение рассудка. Больше такого не повторится, — сухо сказал я и выпрямился.
— О, как бы мне хотелось, чтобы оно не проходило.
Наши взгляды встретились. Мы стояли почти вплотную друг к другу, и никто из нас не говорил ни слова. Ее непослушные локоны торчали из небрежно завязанного пучка, но это, кажется, было их естественным состоянием. Даже тогда, на поминальной службе, ее волосы были в полном беспорядке.
В каком-то восхитительном беспорядке.
Выбившийся локон упал на ее плечо, и я протянул руку, чтобы убрать его в сторону, когда заметил в нем что-то непонятное. Чем ближе была моя рука, тем заметнее становилось напряжение Люси.
— Грэм, — прошептала она, — что ты делаешь?
Я коснулся пальцами ее волос, и она, явно нервничая, закрыла глаза.
— Повернись, — скомандовал я.
— Что? Зачем?
— Просто повернись, — сказал я.
Люси выгнула бровь, и я, закатив глаза, добавил:
— Пожалуйста.
Она повернулась ко мне спиной, и я поморщился.
— Люсиль? — прошептал я, наклоняясь к ней и почти касаясь губами ее уха.
— Да, Грэм-Сухарь?
— У тебя вся спина в том, что отрыгнула Тэлон.
— Что?! — воскликнула Люси, выворачивая шею в попытке разглядеть со спины свой сарафан, заляпанный продуктами отрыжки Тэлон, и простонала: — О, Боже-е-е-е.
— И волосы, кстати, тоже.
— Мама, засунь меня обратно. — И, осознав, что сказала, Люси прикрыла ладонью рот. — Извини, я имела в виду… вот черт! Я просто выразила надежду, что вернусь снова в реальный мир, не украшенная детской отрыжкой.
Я опять чуть не рассмеялся.
— Ты можешь воспользоваться моим душем. Я дам тебе во что-нибудь переодеться, а это брошу в стиральную машину.
Она улыбнулась, что делала довольно часто.
— Это твой хитрый способ оставить меня здесь еще на пару часов, чтобы помочь с Тэлон?
— Нет, — резко ответил я, оскорбленный ее предположением. — Это нелепо.
Люси перестала улыбаться и разразилась хохотом.
— Грэм, я просто шучу. Не воспринимай все так серьезно. Расслабься немного. Но — да! — если ты действительно не против, я с удовольствием воспользуюсь твоим предложением. Это мое счастливое платье.
— Не такое уж оно и счастливое, раз его обрыгал ребенок. Твоя уверенность в том, что оно приносит удачу, опровергнута реальностью.
— Ого! — Люси даже присвистнула и покачала головой. — От твоих манер может не только стошнить, — с издевкой в голосе сказала она.
— Я не это имел в виду… — Мои слова затихли, и, хотя Люси продолжала улыбаться, я заметил, как дрожит ее нижняя губа. Я обидел ее. Конечно, обидел — не специально, но все же это случилось. Я потоптался на месте и выпрямился. Нужно было что-то сказать, но слова не шли на ум.
— Пожалуй, я поеду домой и постираю платье там, — сказала она, понизив голос, и потянулась за своей сумкой.
Я согласно кивнул. На ее месте я бы тоже не захотел оставаться рядом с собой. Когда она вышла на улицу, я заговорил:
— Я не очень дружу со словами.
Она обернулась и покачала головой.
— Нет, я читала твои книги. Ты хорошо владеешь словами — даже слишком хорошо. А вот чего тебе не хватает, так это навыков общения с людьми.
— По большей части я живу сам в себе, в своем воображении. С людьми общаюсь крайне редко.
— А как же моя сестра?
— Мы почти не разговаривали.
Люси рассмеялась.
— Уверена, с таким подходом очень нелегко строить отношения.
— Нас практически все устраивало.
Прищурив глаза, Люси покачала головой и сказала:
— В любви можно быть довольным только полностью, не меньше.
— А разве кто-то говорил о любви? — ответил я. Печаль, заполнившая ее взгляд, заставила меня отвернуться. Когда Люси моргнула, печаль исчезла. Я оценил, насколько быстро она справляется с эмоциями.
— Знаешь, улыбайся, и люди к тебе потянутся, — сказала Люси.
— Я улыбаюсь.
— Нет, — хохотнула она. — Ты хмурый. Ты мрачный. У тебя вечно недовольное лицо. И больше ничего. Я ни разу не видела, чтобы ты улыбался.
— Когда у меня появится веская причина для этого, я обязательно тебе сообщу. Кстати, прости за то, что обидел тебя. Я… я знаю, что в какой-то степени произвожу впечатление холодного человека…
— Преуменьшение года, — со смехом сказала она.
— Я знаю, что не очень-то разговорчив, а если говорю, то, как правило, говорю не то. Поэтому прошу прощения за то, что обидел тебя. Ты только и делала, что помогала Тэлон и мне, поэтому я немного сбит с толку. Я не привык к тому, что люди дают просто для того… чтобы дать.
— Грэхем…
— Подожди, дай мне закончить, пока я опять не ляпнул что-нибудь и снова все не испортил. Я просто хотел поблагодарить тебя за сегодняшний день и за то, что навещала нас в больнице. Знаю, со мной нелегко, но тот факт, что ты все еще помогаешь мне, значит для меня гораздо больше, чем ты можешь себе представить.
— Всегда пожалуйста. — Люси прикусила нижнюю губу и, тяжело вздохнув, несколько раз пробормотала слово Maktub, после чего снова заговорила со мной. — Послушай, возможно, я потом очень сильно пожалею об этом, но, если хочешь, могу заскочить завтра утром перед работой и потом приехать помочь вечером. Понимаю, что рано или поздно тебе придется вернуться к написанию своего очередного бестселлера, и я могу присматривать за Тэлон, пока ты будешь занят.
— Я… я могу оплачивать твои услуги.
— Это не услуги, Грэм. Это помощь, и я не нуждаюсь в твоих деньгах.
— Мне самому будет спокойнее, если я буду платить тебе.
— А мне будет спокойнее, если ты не станешь этого делать. Я бы не предлагала тебе помощь, если бы подразумевала под этим словом платную услугу.
— Спасибо. И… Люсиль?
Она приподняла бровь, ожидая продолжения.
— Это платье очень красивое.
Люси встала на носочки и покружилась.
— Даже испачканное отрыжкой?
— Даже испачканное отрыжкой.
На мгновение опустив голову, она снова взглянула на меня.
— Ты одновременно и жар, и холод. Мне за всю жизнь в тебе не разобраться. Я не знаю, как тебя понять, Грэхем Рассел. Я всегда гордилась тем, что умею читать людей, но с тобой другое дело.
— Возможно, я один из тех романов, смысл которых становится понятен только тогда, когда прочитана последняя страница.
На лице Люси расплылась широкая улыбка, и она начала пятиться в сторону ванной, чтобы смыть с себя «подарок» Тэлон. Она продолжала смотреть мне в глаза.