— Она позвонила, и я сразу же приехала.
— Ты сама-то в порядке? — спросил я.
Люси поморщилась.
— Нормально. — И, взяв мою руку, слегка пожала ее. — А ты?
Прикрыв глаза, я с трудом сглотнул и очень тихо — так тихо, что сам не понял, действительно ли произнес это слово — сказал:
— Нет. — А потом, извинившись перед Люси и пообещав вернуться позже, ушел к Мэри. Люси в ответ сказала, чтобы я не волновался: она будет с Тэлон столько, сколько необходимо. Я был благодарен ей за это: за ее заботу о Тэлон, за то, что она остается здесь ради меня и моей дочери, хотя сам я нахожусь здесь ради других людей.
— Мэри, — позвал я. Она посмотрела на меня, и от боли, переполнявшей ее взгляд, моя душа готова была разорваться. Вид Карлы, сломленной и слабой, окончательно разбил мне сердце.
— Грэм! — воскликнула Мэри и поспешила ко мне.
Я обнял ее и крепко прижал к груди. Она открыла рот в попытке сказать что-то еще, но не смогла произнести ни слова. Мэри начала безудержно рыдать, как и ее дочь, которую я тоже крепко обнял. Я крепко прижимал их обеих к себе, стараясь вселить в их дрожащие тела уверенность в том, что все будет хорошо.
Я стоял, как вековой дуб во время урагана, не имея права согнуться, потому что эти женщины нуждались во мне. Я должен быть для них опорой. Им нужны сила и смелость, и я дам им это. Потому что именно этого хотел от меня ОН.
Быть храбрым.
— Что произошло? — спросил я Мэри, когда она немного успокоилась. Я подвел ее к стоящему неподалеку креслу и усадил в него.
Плечи ее поникли. Нервно сцепив пальцы, с легкой дрожью в голосе она сказала:
— Он сидел в своем кабинете и читал, а когда я вошла, чтобы узнать… — Ее нижняя губа задрожала. — Понятия не имею, сколько он там пролежал. Если бы я пришла туда раньше… если бы…
— Прекрати все эти «если бы». Немедленно, — сказал я. — Ты сделала все, что могла. Мэри, здесь нет твоей вины.
Она кивнула.
— Я знаю. Знаю. Мы готовились к этому дню. Просто я не думала, что он наступит так скоро. Я думала, у нас еще есть время.
— Готовились? — растерянно спросил я.
Она зажмурилась и попыталась вытереть слезы, но они все равно продолжали катиться по щекам.
— Он не хотел, чтобы я тебе говорила.
— Говорила о чем?
— Грэм, он болен уже давно. Несколько месяцев назад врачи сказали, что если не сделать операцию, то через несколько месяцев его сердце просто перестанет биться. Но делать операцию — это тоже большой риск, и он отказался. Ведь раньше он уже перенес несколько подобных. Я долго и упорно уговаривала его согласиться, но он очень боялся, что уйдет в тот день и больше никогда не вернется. Он сказал, что предпочитает каждый отпущенный ему день провести в окружении любимых людей.
Он знал?
— Почему он мне ничего не сказал? — спросил я, чувствуя и досаду, и гнев.
Мэри взяла мои руки в свои и понизила голос.
— Он не хотел, чтобы ты от него отдалялся. Олли думал, что если ты узнаешь о его болезни, то станешь холодным и отстраненным, чтобы защитить себя от слишком сильных чувств. Он понимал, что ты окончательно уйдешь в себя, и эта мысль разбивала его сердце, Грэм. Он очень боялся потерять тебя, потому что… ты был для него сыном. Ты был для нас сыном. И если бы в последние дни его жизни ты покинул бы его, Олли оставил бы этот мир с тяжелым сердцем.
В груди защемило, и мне потребовались все внутренние силы, чтобы не заплакать. Я покачал поникшей головой.
— Он мой лучший друг.
— А ты — его, — ответила Мэри.
Мы ждали и ждали, когда уже, наконец, придут врачи и прольют свет на происходящее. Вскоре один из них появился и вежливым кашлем привлек наше внимание.
— Миссис Эванс? — спросил он.
Мы все повскакивали со своих стульев — нервы были на пределе.
— Да, это я, — ответила Мэри, и я взял ее дрожащую руку в свою.
Быть храбрым.
— У вашего мужа была остановка сердца. В данный момент он находится в реанимации — его подключили к аппарату искусственной вентиляции легких. Должен сказать правду: дышать самостоятельно, без аппарата, он не сможет. Мне очень жаль. Я знаю, это тяжело принять, поэтому могу организовать вам встречу со специалистом, который поможет в принятии верного решения.
— Вы хотите сказать, что мы должны либо отключить аппарат, либо оставить его в том состоянии, в котором он сейчас? — спросила Мэри.
— Да. Но прошу понять правильно — он в тяжелом состоянии. Мы не сможем для него ничего сделать — разве что обеспечить комфорт. Мне очень жаль.
— О, Боже! — воскликнула Карла, падая в объятия Сьюзи.
— Можно нам повидать его? — спросила Мэри дрожащим голосом.
— Да. Но только члены семьи. И только по одному, — ответил врач.
— Иди первым, — сказала Мэри, поворачиваясь ко мне, словно не допускала мысли, что я не член семьи.
Я отрицательно покачал головой.
— Нет. Пойти должна ты. Правда. Я подожду.
— Я не могу! — воскликнула она. — Я не могу первой увидеть его. Пожалуйста, Грэм. Пожалуйста, иди первым. А потом расскажешь мне, как он там. Пожалуйста.
— Хорошо, — сказал я, по-прежнему немного обеспокоенный тем, что она останется здесь без моей поддержки. Но, прежде чем я успел что-то сказать, Люси подошла к Мэри и взяла ее за руку. Ее нежный взгляд обещал мне, что она будет рядом.
— Я провожу вас в палату, — сказал врач.
Пока мы шли по коридору, я изо всех сил старался взять себя в руки. Изо всех сил старался не показать, что страдаю всей душой, но… как только оказался в палате один на один с профессором Оливером, силы покинули меня.
Он выглядел таким слабым: со множеством капельниц и проводов, окруженный моргающими мониторами и пищащими аппаратами.
Сделав глубокий вдох, я придвинул стул к его кровати и откашлялся.
— Вы — засранец, который думает лишь о себе, — начал я сердито и строго. — Самая настоящая эгоистичная сволочь, раз так поступаете с Мэри. Эгоистичная свинья, раз так поступаете с Карлой за несколько недель до ее свадьбы. Эгоистичный говнюк, раз так поступаете со мной. Я ненавижу вас! Как вы могли подумать, что я сбегу, узнав о вашей болезни?! Я ненавижу вас… еще и за то, что вы были правы насчет этого… но… профессор Оливер, пожалуйста… — мой голос дрогнул, на глаза навернулись жгучие слезы, а душа готова была разорваться от боли, — не уходите. Вы не имеете права уйти. Слышите меня, чертов эгоистичный засранец?! Вы не можете покинуть Мэри. Вы не можете покинуть Карлу. И на сто процентов вы не имеете права покинуть меня.
Совсем пав духом, я взял его руку в свою и начал молиться Богу, в которого не верил. А мое скованное льдом сердце, совсем недавно начавшее оттаивать, готово было разбиться вдребезги.
— Пожалуйста, Олли. Пожалуйста, не уходите. Умоляю! Я сделаю все, только… только…
Пожалуйста, не уходите.
Глава 21
Рождество
Ему не понравился ее подарок, и он позволил себе выпить. Впрочем, одной рюмкой Кент никогда не ограничивался. Где одна — там и вторая, за второй — третья, а после третьей их количество не поддавалось счету, и он допивался до чертиков. А когда Кент терял человеческий облик, ничто не могло вернуть его обратно.
Даже то, что Ребекка была очень красива.
Даже то, что Ребекка была очень добра.
Даже то, что Ребекка изо всех сил старалась для него, Грэма.
«И даже больше», — подумал Грэм.
Последние пять его дней рождения она наблюдала, как он задувает свечи. Она была его лучшим другом — доказательством того, что добро существует. Но это длилось недолго, потому что Кент выпил рюмку… или десять.
— Ты — дерьмо! — заорал он на нее и швырнул в стену стакан с виски. Тот разлетелся на тысячу осколков. Кент был не просто чудовищем. Он был исчадием ада, ужаснейшим из всех человеческих существ. Он сам не знал причин своей злобы, но всегда вымещал ее на Ребекке.