В подсознании промелькнуло: тем не менее, с его смертью все вокруг словно потеряло для меня интерес. Мне не хватает воспоминаний о том, чего никогда не было.
— Сейчас самое время прекратить разговор, — предупреждающим тоном сказал я.
Она не послушалась.
— Ты же знаешь, что это правда. Он для тебя ничего не значил. Он был хорошим человеком, но для тебя ничего не значил.
Я сохранял молчание.
— Почему ты не спрашиваешь меня о моих сестрах? — спросила она. — Почему тебя это не волнует?
— У каждого из нас есть прошлое, о котором мы не рассказываем.
— Я не лгала, — повторила она снова, хотя я ни разу не назвал ее лгуньей. Джейн словно сама себя пыталась убедить, что не лгала, хотя именно это она и делала. Но суть в том, что мне было наплевать, потому что если я и выучил что-то о людях, так это одно: они все лгут. Я не верил ни одной живой душе. Как только человек разрушает доверие, как только ложь всплывает на поверхность — дальше уже все, что бы он ни говорил (будь то правда или ложь) начинает выглядеть плохо скрываемым предательством.
— Отлично. Ладно, давай сделаем это. Давай честно вскроем карты. Все. У меня две сестры: Мари и Люси.
Я поежился.
— Прекрати, пожалуйста.
— Мы не общаемся. Я самая старшая, Люси — младшая. Она совсем не умеет контролировать эмоции.
Забавное утверждение, потому что в данный момент именно Джейн находилась в состоянии эмоционального срыва.
— И она точная копия моей матери, которая умерла много лет назад. Отец бросил нас, когда мне было девять лет. Я даже не могла винить его — моя мать была с приветом.
Ударив ладонями по столу, я повернулся к ней лицом.
— Чего ты хочешь от меня, Джейн? Хочешь, чтобы я сказал, как зол на тебя из-за того, что ты ничего мне не рассказывала? Хорошо. Я зол. Хочешь, чтобы я сказал, что понимаю тебя? Хорошо. Я понимаю. Хочешь, чтобы я сказал, что ты поступила правильно, бросив этих людей? Отлично. Да, ты права, что бросила их. Теперь я могу вернуться к работе?
— Расскажи мне о себе, Грэм. Расскажи о своем прошлом — том самом, о котором никогда не говорил.
— Брось это, Джейн. — Я отлично умел сдерживать свои чувства. Прекрасно умел справляться с эмоциями, но она давила на меня, словно испытывала на прочность. Я очень хотел, чтобы она остановилась, потому что если какие-то чувства и вырвутся на свет из темных глубин моей души, то это будут не грусть и страдание.
Это будет гнев.
Гнев закипал, а она била по мне, как воображаемый кузнечный молот по наковальне. Джейн вынуждала меня снова превращаться в чудовище, о существовании которого даже не подозревала, укладываясь каждый вечер со мной в одну постель.
— Давай же, Грэм. Расскажи мне о своем детстве. Как насчет твоей мамы? У тебя ведь она была, верно? Что с ней случилось?
— Остановись, — сказал я, сильно зажмуриваясь и сжимая кулаки, но Джейн не унималась.
— Тебе не хватало ее любви? Она изменяла твоему отцу? Она умерла?
Я вышел из комнаты, потому что почувствовал: все это вот-вот выплеснется наружу. Я чувствовал, что гнев очень быстро нарастал, становясь слишком сильным и почти бесконтрольным. Я пытался уйти от нее как можно дальше, но она следовала за мной по пятам через весь дом.
— Ладно, ты не хочешь говорить о своей матери. Давай поговорим о твоем отце. Скажи мне, почему ты презираешь его. Что он такого сделал? Тебе не было обидно, что он все время был занят работой?
— Ты не понимаешь, что делаешь, — еще раз предупредил ее я, но она уже слишком далеко зашла. Джейн решила сыграть в очень опасную игру, но выбрала для этого не того человека.
— Он отнял у тебя любимую игрушку? Не разрешил завести питомца? Он забыл про твой день рождения?
Мой взгляд потяжелел, и Джейн, встретившись со мной глазами, заметила это.
— О, — прошептала она, — он забывал о многих днях рождения.
— Мы целовались! — рявкнул я в итоге, повернувшись к жене всем телом. У нее отвисла челюсть. — Ты этого добивалась? Ты хотела услышать от меня эту ложь? — прошипел я. — Клянусь, ты ведешь себя, как идиотка!
Она ударила меня по лицу.
Сильно.
Каждая последующая ее пощечина пробуждала во мне новые эмоции. С каждым новым ее ударом сердце сжималось от непонятного чувства. В данный момент от раскаяния.
— Прости, — выдохнул я, — мне очень жаль.
— Ты не целовал ее? — спросила она дрожащим голосом.
— Конечно, нет.
— Сегодня был тяжелый день, — прошептала она и согнулась от боли. — Ой.
— Что такое? — Я встретился с ней взглядом, и у меня сдавило грудь. Она стояла в моей растянутой футболке, обхватив руками живот, а ноги ее были мокрыми и дрожали. — Джейн, — прошептал я, смущенный собственным волнением. — Что это сейчас было?