— Куда собралась?
Его лицо изменилось: длинная борода сбрита, остались только усы.
— Ты сбрил бороду, — заметила я. — Теперь ты усатый.
— Да, мне не хватало вдохновения, и я понял: нужно побриться, чтобы добавилось немного экспрессии. Тебе нравится?
— Это… — я сморщила нос, — … интересный творческий подход.
— Именно к этому должен стремиться настоящий художник. Так, постой-ка, а куда это ты собралась?
— Только что позвонил Грэм. Тэлон выписали из больницы, и у него много проблем с ней.
— Сейчас… — Ричард прищурился и взглянул на часы. Уверена, его очки погребены где-то в толще этого творческого беспорядка, — …три часа ночи.
— Знаю. — Я подошла к нему и поцеловала в макушку. — Именно поэтому тебе нужно немного поспать.
Он отмахнулся.
— Люди, чьи работы выставляются в музее, не спят, Люси. Они творят.
Я засмеялась и направилась к двери.
— Тогда попробуй творить с закрытыми глазами. Я скоро вернусь.
Подъехав по указанному Грэмом адресу, я была поражена размерами дома. Конечно, в Ривер-Хиллз все особняки ошеломляли своим видом, но от дома Грэма просто захватывало дух. Его особняк — отражение своего владельца — был полностью закрыт от окружающего мира. Спереди он был окружен деревьями, и только на заднем дворе виднелась небольшая лужайка, на которой галькой были выложены клумбы, но они просто заросли травой. А ведь здесь мог бы получиться прекрасный сад! Я прямо представила себе это место, засаженное уникальными сортами цветов и вьющихся растений. За лужайкой снова плотная стена деревьев, уходящая вдаль. Солнце еще не взошло, и дом, хоть не был освещен, выглядел просто потрясающе. Перед крыльцом сидели два каменных льва, а на крыше — три изваяния горгулий.
Держа в руках два стаканчика с кофе, я поднялась на крыльцо и уже собиралась позвонить, как вдруг дверь открылась, и Грэм почти рывком втащил меня в дом.
— Она не перестает плакать, — сказал он, даже не поздоровавшись и торопливо подталкивая меня к комнате, внутри которой плакал ребенок.
В доме царила кромешная тьма, если не считать включенной настольной лампы в гостиной. Окна завешены плотными шторами из красного бархата, отчего дом казался еще более мрачным.
Грэм привел меня в комнату Тэлон — крошечная девочка с покрасневшим личиком лежала в кроватке и кричала.
— У нее нет температуры, и я положил ее на спину, потому что… знаешь ли… — он пожал плечами, — …я много читал о синдроме внезапной младенческой смерти. Я, конечно, понимаю, что она еще не умеет переворачиваться, но вдруг это произойдет случайно? А еще она почти ничего не ест. Не знаю, как мне поступить, но хочу попробовать «метод кенгуру».
Я чуть было не рассмеялась над его паникой, но тут же вспомнила, что и для Тэлон это стресс. Осмотрев комнату, я обратила внимание, что спальня младенца вдвое больше моей собственной. По всему полу разбросаны десятки книг по воспитанию детей: какие-то просто раскрыты, в других лежат закладки.
— А что за «метод кенгуру»? — спросила я и, подняв взгляд от книг на полу, увидела стоящего передо мной Грэма. Он снял рубашку. Я скользнула взглядом по его загорелой груди и карамельного цвета коже, но вовремя заставила себя не таращиться на него. Для писателя он был на редкость хорош собой и подтянут. Вдоль всей левой руки тянулась татуировка, доходящая до самой лопатки. Руки Грэма выглядели так, словно у его бицепсов были свои собственные бицепсы, а у тех, в свою очередь, тоже. На минуту я даже засомневалась: он точно писатель или сам Дуэйн «Скала» Джонсон?
Грэм снял с Тэлон ползунки и распашонку, оставив ее в одном подгузнике, а потом склонился над кроваткой, взял плачущую малышку в свои мускулистые руки и, прижав ее головку к своей груди, принялся раскачиваться взад-вперед.
— Это когда родитель и ребенок контактируют кожа к коже, чтобы сформировалась связь. Я считаю, что это больше касается матерей, но медсестры посоветовали мне попробовать, даже если это кажется бессмысленным, — проворчал он, когда плач возобновился. Грэм прижимал к себе ребенка, словно футбольный мяч, и раскачивался так, будто готов разорваться надвое из-за своей неспособности успокоить дочь.
— Может, попробовать еще раз покормить ее? — предложила я. — Хочешь, я сделаю бутылочку?
— Нет. — Он покачал головой. — Ты ведь понятия не имеешь, какой температуры должна быть смесь.
Я улыбнулась, нисколько не смущенная его недоверием.
— Хорошо, тогда давай я ее подержу, а ты иди делать смесь.
Грэм нахмурил брови, и сомнение, наполнившее взгляд, добавило его виду мрачности. Я села в серое кресло-качалку, стоящее в углу комнаты, и вытянула вперед руки.