– Что? Нет! – категорично качаю головой.
Если кто-то нажмет на спусковой крючок, Дима окажется в опасности! Он закроет меня своей спиной, рискнет всем, потому что продолжает выполнять роль телохранителя. Вот только теперь я не готова рисковать его жизнью. На губах застыл его вкус, а кожа помнит прикосновение его грубых пальцев. Это не должно закончиться из-за проклятой пули. Я не могу этого допустить!
– Ты должна мне верить, – он наклоняется и шепчет эти слова мне на ухо уже другим, более мягким, но при этом достаточно сдержанным тоном.
Спину осыпает мурашками. Мне вроде безумно страшно, все-таки ситуация в очередной раз крайне экстремальная. В то же время низ живота охватывает жаром. Никогда прежде со мной такого не происходило.
– Я верю тебе, но им – нет.
– Ника, – голос Димы приобретает твердость. Он всем своим видом показывает, что не готов принять мой выбор.
– Я не хочу, чтобы тебя снова ранили, – я не шепчу – умоляю прислушаться ко мне.
На нас смотрят незнакомые люди и охранники отца, которые сжимают в руках оружие. Времени вести переговоры нет.
– Это не просьба, – отрезает Дима. Его руки касаются моих плеч и резким движением разворачивают меня к машине. И вот я уже иду, хотя не планировала шагать первой.
Еле сдерживаюсь, чтобы не обернуться, не закричать и не кинуться к Диме. Сердце сжимается от невыносимой тревоги, будто сейчас произойдет что-то непоправимое. Мне кажется, я медленно рассыпаюсь на маленькие кусочки, которые никто, кроме Димы, не сможет собрать обратно.
Над моей головой пролетает черный ворон. Он садится в метре от меня на на то, что осталось от одинокого засохшего дерева, и наблюдает. Будто настоящий демон явился к людям, чтобы понаблюдать представление. Я смотрю в глаза-бусины, почти не дышу, иду скорее по инерции, нежели по собственному желанию. В какой-то момент возникает чувство, что птица насмехается надо мной и над всеми людьми вокруг. Мы для нее – развлечение. Шуты, не ценящие свои жизни.
Я останавливаюсь напротив машины, меня закрывает собой один из телохранителей отца, который держит в руках пистолет. Кто-то открывает дверь, кто-то толкает меня в шею, чтобы садилась быстрее. Я хочу обернуться, увидеть Диму, но мне не позволяют. Как только дверь захлопывается, водитель дает по газам, и мы на скорости выезжаем с пустыря.
– А как же Дима? – В груди нарастает паника, и она такого же черного цвета, как и тот ворон. Или мужчина из моего детства.
– Он поедет отдельно, Вероника Сергеевна, – ровным голосом сообщает водитель. Так, будто говорит не о живом человеке, а о пешке на шахматной доске.
– Почему отдельно? – в испуге прикрикиваю я.
– Так приказано, – словно робот, отчеканивает водитель.
– Останови машину! – взрываюсь и прикусываю губы до боли. – Я никуда без Димы не поеду!
– Простите, но мы должны как можно скорее доехать до безопасного места, Вероника Сергеевна.
– Останови машину! – перехожу на истеричный крик я. Затем передвигаюсь вперед, просовываюсь между двух сидений. Мой взгляд хаотично бегает по приборной панели, в голове крутится тысяча и одна мысль, как быть дальше. Дима остался там. Я должна вернуться, помочь ему, даже если единственной помощью будет стать его живым щитом. Я должна быть рядом, а не бежать в одиночку, подобно предателю. Нет! Как же так?!
– Простите, – повторяет водитель. Он сжимает руль, уверенно смотря вперед. На его лице не дрогнул ни один мускул, когда мы отъехали и оставили наших людей там, с этими уродами.
– Останови немедленно! – уже пищу я.
Вот только водитель не планирует подчиняется. Он лишь сильнее выжимает педаль газа, увозя нас прочь от пустыря. Тогда в моей голове рождается максимально дурацкий план. Я не знаю, опасно это или нет, сработает ли, однако выбора нет. Я хватаюсь за руль и пытаюсь всеми силами заставить водителя остановиться.
– Вероника Сергеевна! – ревет мужчина.
Скорость падает, мои руки соскальзывают с руля, но не это страшит.
Я слышу. Отчетливо. Безумно громко. Так, что сердце предательски екает. Оно готово выпрыгнуть и убежать обратно – к Диме.