Карты не довели до добра и одну из актрис театра. В один из дождливых весенних дней артисты отправились ранним утром на рынок возле гостиницы, где им «по дешевке» и исключительно из любви к их талантам сосватали два ведра клубники. Ташкентцы-то знают, что в дождь клубнику в таком количестве следует покупать только в том случае, если уж вовсе некуда деньги девать, но откуда было знать об этом заезжим москвичам. Одним словом, клубника, что называется, потекла и было решено съесть ее немедля, дабы не выбрасывать. Предложение коллег усовершенствовал Александр Анатольевич Ширвиндт. Он сказал, что без стимула столько клубники не слопать и предложил играть в дурака, а каждый проигравший обязан был съесть ложку клубники. Ложки ни у кого не оказалось, сгоняли в ресторан, но оттуда почему-то приволокли половник.
Одной из актрис хронически не везло, она проигрывала раз за разом и вынуждена была съесть кряду чуть не с десяток половников. Опомнились, когда бедняжка пошла аллергическими красными пятнами, вызвали из гостиничного медпункта врача и бедняжку на «скорой помощи» отправили в больницу. Ширвиндт чувствовал себя кругом виноватым – и за то, что идею такую навязал, и за то, что в игре был слишком удачлив. Со злостью подпрыгнул он на кровати в своем номере и тут эта рухлядь , не выдержав резкого движения, рухнула и превратилась на глазах у всех в груду обломков. На грохот примчалась горничная, стала Ширвиндту пенять:
– Большой театр приезжал, на кровать валялся, кровать не сломал. Цирк приезжал, на кровать валялся, кровать не сломал. Один ты кровать сломал.
– Так вот они и расшатали, – меланхолически сделал вывод актер с присущим ему юмором.
Одним словом, приключений было немало. А тут еще взбрело нам в голову ехать осматривать окрестные достопримечательности.
В те годы одной из самых популярных передач советского телевидения был «Кабачок 13 стульев». Актерские персонажи носили сплошь польские имена, да и сам кабачок, по замыслу создателей передачи, находился в Варшаве. Таким образом хитроумные юмористы обманули бдительную советскую цензуру – высмеивать в таком объеме советскую действительность никто бы не разрешил, а польскую – на здоровье. В театре эстрады того времени работало много актеров, занятых в съемках «Кабачка 13 стульев». Были они чрезвычайно популярны на улице их все узнавали, шепча вслед: Смотрите, смотрите, это же пани Зося, а это пан Гималайский…» Вот как раз пани Зося, в миру актриса Валентина Шарыкина и пожаловалась, что за все время гастролей они толком ничего не видели. Обещали в Самарканд свозить, или в Бухару, но так нигде и не побывали. Только спектакли, да репетиции, света белого не видно. Я рассказал, что неподалеку от Ташкента есть старинный минарет, можно съездить туда на экскурсию. Насчет экскурсии я, правда, погорячился, никаких специальных групп туда сроду никто не возил, но я в тех местах бывал не раз, так что не сомневался, что сумею и показать минарет и рассказать о нем все, что знаю.
Отправились в местечко Занги-Ата, где был минарет не рано – пока актрисы собирались, макияж наводили, то да се, добрались только к полудню. У самого минареты, в тени густой чинары, прямо на берегу журчащего прозрачной водой арыка была чайхана. Собравшиеся там, судя по запахам, собирались плов готовить. Знаменитых Аристов сразу узнали, стали по именам называть, вернее по именам их персонажей, к столу пригласили. Мы сказали, что хотим сначала минарет осмотреть. Старший по возрасту одобрительно закивал головой, с радушной улыбкой сказал, что через полчаса ждет гостей к дастархану – накрытому столу. Потом все с той же улыбкой, но уже по-узбекски добавил специально для меня:
– Ты, сынок, задержи их подольше, хотя бы на час. Мне же неудобно было им сказать, чтобы через час приходили, так у нас не принято, а ты не торопись, мы как раз за это время хороший стол накроем.
Минарет строение весьма своеобразное. Над невысоким, с плоской крышей, строением возвышается куполообразная башня, с высоты которой,собственно, и сзывает на молитву правоверных муэдзин. К верхней точке башни надо продираться в узком, почти без света коридорчике, по крутой каменной лестнице. Пока мы гуськом поднялись, пока с высоты обозрели и впрямь великолепный пейзаж, пока вниз спускались, не меньше получаса прошло. Я все прикидывал, чем бы еще гостей занять, когда, оказавшись снова на плоской глиняной крыше, поросшей яркой весенней травой, кто-то воскликнул: «Ой, как здесь классно позагорать можно!» Призыв возымел действие немедленное. Девчонки в мгновение сбросили с себя легкие платьишка и остались в трусиках да лифчиках. Растянувшись на шелковистой траве, они аж замурлыкали от удовольствия. И тут в этом мурлыканье раздался глухой жесткий стук. Это ударился о крышу первый запущенный с земли камень, который метнул некто оскорбленный в святых чувствах. Актрис как ветром сдуло под защиту минаретной башни. Я уже говорил, что они быстрехонько поскидывали с себя платья, но скорость, с которой их надевали, не идет ни в какое сравнение.