О многочасовых очередях в этих инстанциях и говорить нечего.
Но все это, как выяснилось позже, были еще цветочки. Ягодки же оказались такими горькими, что едва-едва удалось их переварить. Дипломатических отношений между СССР и Израилем в те годы не существовало, отправкой репатриантов занималась «консульская группа израильских дипломатов при посольстве Голландии в Москве» – таково было ее официальное название. Собрав необходимые документы, приехал в Москву, Вместе с другом детства и коллегой Володей Зимоном, он к тому времени уже несколько лет как перебрался в Москву и работал в столичных изданиях, отправились на Ордынку. Очередь у голландского посольства заканчивалась где-то за углом. Прошел записываться. Сидящий на раскладном туристическом стульчике мужчина записал мою фамилию в общую тетрадь и огласил номер: тридцать тысяч какой-то.
– И когда же я попаду?
– Недельки через три, – равнодушно ответил мужчина.
– И где же мне три недели кантоваться? Я же издалека приехал…
– Твои проблемы.
Ног тут Володя все взял в свои цепкие руки.
– Я тут уже все разведал. Вон видишь, ребятишки стоят. Продают всякую израильскую мукулатуру – самоучители иврита, карты Израиля и прочую дребедень. Раз торгуют книжками, значит, продается и все остальное, – заключил Зимон и решительно направился к книжникам.
Витийствовать он не стал, а спросил напрямик: «Здорово, мужики. Кто тут очередью торгует?» «А вон тот, рыженький», спокойно показали ему. Рыженький отпираться и не думал, прейскурант огласил тут же: если хотите попасть в посольство сегодня – 200 рэ. Деньги вперед.
– А не обманешь? – наивно усомнился я.
Рыженький не стал бить себя в грудь и произносить страшные клятвы, но пояснил деловито: «Это же мой хлеб, кто ж себя хлеба лишает. Обману хоть одного, завтра здесь уже появляться нельзя будет».
Через сорок минут меня вызвали в посольство. Заполнил еще несколько анкет, вместе с документами сдал в окошечко и на следующий день получил ответ: через три месяца можете ехать, и назвали точную дату вылета из аэропорта Шереметьево – 15 декабря. Рубикон был перейден, обратного пути нет.
Три месяца прошли как в угаре. Выяснилось, что ящики для багажа изготавливает один-единственный кооператив на весь Ташкент и заявки расписаны на год вперед. Самодельные ящики таможней не принимались. Уладил с ящиками, и тут же получил от ворот поворот на таможне – очередь на отправку мне предоставляли лишь в январе. «Решил» и эту проблему. Одним словом, мне из тех трех месяцев запонились бесконечные очереди и поборы, откровенные, неприкрытые вымогательства. Ко всему прочему, буквально за неделю до отправки багажа, выяснилось убийственное для меня обстоятельство. По новой инструкции таможенного комитета СССР было «запрещено вывозить все периодические издания Советского Союза, а также использовать их в качестве упаковочного материала». То есть ни одну из газетных вырезок со своими публикациями за 25 лет я не имел право увозить с собой. У каких только таможенных начальников я не побывал – отказ всюду был категоричным.
Потом меня заставили отдать на экспертизу собранные за много лет значки. Коллекция у меня была невелика, но весьма своеобразна. Я собирал значки, изданные только к тем событиям, которые сам освещал в качестве журналиста. Пожилой фалерист первым делом отложил в сторону правительственные награды, завив «это запрещено. К вывозу разрешены награды только ветеранам Великой Отечественной войны». Затем еще раз перебрал коллекцию и глаза его засветились бешеным блеском, особенно когда в его руках оказался серебристый значок, выпущенный всего в двадцати экземплярах.
– Я бы мог сделать для вас некоторое исключение, если бы вы оставили мне вот это, это и это, – он отодвинул в сторону три значка.
И вовсе не от того, что мне именно этих значков жалко было, в конце-концов, пропади они пропадом, а скорее от омерзения этой сценки, заупрямился я грубо отрезал: «Не надо мне никаких исключений, оформляйте, как положено». Кстати сказать, поступил я, как в итоге выяснилось, весьма разумно: на шереметьевской таможне опломбированный в Ташкенте пакет с коллекцией, решительно вскрыли и проверили еще раз. И неизвестно, чем бы все это закончилось, окажись в пакете что недозволенное.