Стоит на следующее утро эшелон под парами, а вчерашний хозяин достаёт отца:
— Люды бачылы, що собака за вамы пийшла. Виддавайте, добродию…
Отец отвечает:
— Всё наше — в эшелоне. Вагоны открыты. Собаке пасть не заткнёшь. Ты хозяин, иди, зови, забирай.
Прошёл тот по всем вагонам. «Люкс!» да «Люкс!». Тишина. Прошёл весь эшелон, возвращается к отцу.
— Выбачайте, набрехалы люды.
Ну, бате и засвербило.
— Нет, — говорит, — не набрехали. Только если он по моей команде выскочит, отдашь мне.
— Давайте. Не бувае так, щоб хозяина пэс не послухав…
— Люкс, ко мне!!!
Прямо из того вагона, где они стояли, из-под кровати, на которой сидела мама и покрывало свисало до пола, вылетел пёс и встал рядом с отцом. Хозяин только рот открыл.
Успели они до отправки эшелона раздавить поллитру, и остался Люкс с нами. Удивительного ума была собака. Первые годы, пока родители строились в Житомире, в доме не знали замков. Взрослых всех пропустит и будет держать до тех пор, пока кто-то из своих не вернётся. Детей наоборот, меня с сестрой, как свинья, носом во двор, а чужих со двора. А ведь никто не учил!
Так и погиб на этом посту. Сосед-рецидивист отравил, которого Люкс однажды продержал в нашем сарае до прихода отца, при попытке украсть курицу. Запомнил, мразь, и отомстил…
Нелёгкая судьба досталась моему отцу, но я ни разу не слышал, чтобы он жаловался на неё. Да и вспоминать любил не очень. Только при случае, как у памятника или при встрече с друзьями хмель язык развяжет. А ведь повидал и пережил — никому не пожелаешь. Когда в начале тридцатых от голода умерла его мама — с ранней весны на подножном корму. Ел все, что удавалось найти или поймать. Ноги отогревал в коровьих лепёшках, перебегая босыми ногами от одной проталины к другой. Только стал входить в силу и есть хлеба досыта, пришёл фашист… Не получи он с детства такую закалку, смог бы выжить в Германии? Сомневаюсь…
— Бать, а почему «Пэчэный»? Меня в детстве в твоей деревне так называли.
— Это от моего прадеда деревенская кличка прилипла. А может и ещё дальше. За непокорность. Что ляхи, что свои паны сначала пороли батогами, потом жгли железом.
Видать, и у далёких наших предков по мужской линии характер был не сахар, а я на внука обижаюсь!
Вот записал и ладно. Пусть все мои внуки знают и помнят прадеда Василия Григорьевича… Именно Григорьевича, потому что другой прапрадед по женской линии Иванов Василий Егорович, тоже хлебнул «немечщины», будь она проклята, и лагерей (как же — власовец, раз попал в плен со Второй Ударной Армией). Так же молчал, а на расспросы, выпив рюмку, только горько плакал, как ребёнок. Такая в этих слезах была безысходность и обида, что не передать словами.
Живите, внуки, долго и счастливо, но помните, что пришлось пережить вашим прадедам.
Семинар
Учительство — не утраченное искусство,
но уважение к учительству — утраченная традиция.
Коль Колич, Николай Николаевич… полковник Кузнецов. Легенда Академии Фрунзе. Но это мы потом выяснили, а пока и друг друга-то толком по именам не знали. Носимся по Академии как угорелые, узнаём, где какая кафедра, обустраиваем семьи в Москве. К вечеру, выжатые как лимоны, травим анекдоты и вспоминаем о «русско-японской войне». Короче, дожидаемся конца самостоятельной подготовки, чтобы на перекладных добраться кому в Бирюлёво, кому на Алтуфьевку, чтобы там расставлять мебель и до полуночи приколачивать к бетонным стенам временных квартир полки и ковры.
Открывается дверь, заходит какой-то полковник.
— Товарищи офицеры!!!
Встали, смотрим. Чеканным шагом «дед» прошёл к доске, чётко повернулся:
— Товарищи офицеры!
Смотрит на нас, как на провинившихся школяров. У самого на груди «иконостас» восемь на семь и треть из них — фронтовые награды. Конечно, уважаем, но в чём мы виноваты, не поймём.
— Вы чем занимаетесь? Почему никто не готовится к семинару по тактике?
— Так он же через два месяца, — сказал кто-то из самых продвинутых. Остальные дальше чем на пару дней вперед вообще не заглядывали.
— Вот именно, всего два месяца, времени в обрез, надо готовиться.
Развернулся и ушёл. Это что же за хрень такая, к которой за два месяца готовиться надо?
— Это не хрень, а семинар по обороне. Сам по себе ничего особенного, но Николай Николаевич вам матку вывернет, — злорадно просветил нас старше-курсник.